Ответа услыхать не удалось, ибо почудилось, что крыша провалилась, пол разлетелся, и стены рассыпались кирпичной щебенкой, оставив нас лежать полураздетыми на всеобщее обозрение. Двоих развратных существ на одной разворошенной постели.
Хочу сказать, раздался внезапный, настойчивый стук.
Во входную дверь.
А потом послышался голос.
— Мамочка, — изрек застенчивый голос, — мамочка, ты здесь? Мистер Клевенджер, мама у вас?
Не хочу сказать, будто подобное приключилось впервые в моей любовной практике. Если помните, я был женат и произвел на свет потомство — общим поголовьем три единицы, — которое росло на американском Западе с той же матушкой, но с другим отцом.
И отлично изведал, каково услыхать милый детский голосок, щебечущий у двери в спальню, когда только-только вознамеришься вкусить супружеских утех и радостей.
Но это было несколько лет назад, а за несколько лет я избаловался: привык совокупляться не по-родительски, а по-человечески.
— Господи Иисусе! — благочестиво произнес я, вскакивая на ноги и лихорадочно припоминая, догадался ли повернуть ключ. Если нет — Пенелопа войдет церемониальным маршем и узрит...
— Поздравляю, — сказал я Женевьеве тоном, весьма далеким от нежности. — Вот она, истинная слаженность и согласованность! Еще минута — и было бы поздно, только Пенни явилась чок-в-чок. По радио связываетесь?
Бледная и потрясенная, Дженни округлила глаза.
— Опомнись, Дэйв! Неужели... Стук возобновился.
— Укроти отроковицу, — ядовито посоветовал я. — Скажи: дверь высаживать незачем.
Дженни уселась, обеими ладонями пригладила перепутанные волосы.
— Одну минуту, крошка? — воскликнула она. Потом поглядела на меня:
— Дэйв, клянусь! О, Господи! Пенни, прекрати! Перебудишь весь отель! Дай хотя бы платье надеть, дорогая!
Несмотря на прискорбное положение вещей, нельзя было не подивиться материнской откровенности. Разумеется, я закоренелый ворчун, и все же о чем-то можно вопить собственной дочери, топчущейся возле двери, а о чем-то и не след.
— Невинную детскую душу изранить не боишься, ирландочка?
— Ну да, мы же обо всем заранее сговорились! — огрызнулась Женевьева. — А если даже нет? Неужели современная пятнадцатилетняя девица не знает, как на свет появилась? Чем же мы сам-друг занимаемся в запертом номере? Пасьянс раскладываем? Платье подай!..
— Н-да, — вздохнул я. — Нет больше на свете старика Фрейда. Вот бы трактат написал о вас! Хороша матушка.
— Матушка, дерьматушка!.. Раскинь мозгами: пускай мне плевать на тебя, но самой себе-то свинью подкладывать зачем? А, ты же все равно... Успокоительные таблетки есть?