У меня появилась странная, тревожная мысль: может быть, Марк Штейнер не особенно радовался своей победе в чемпионате потому, что раньше он стрелял по другим мишеням и в других обстоятельствах, и ставки были выше. Я стоял, вспоминая события прошлого лета. Мог ли этот парень быть не просто местным жителем, которым казался? Может, его подсадили ко мне? То, что сегодня нас поставили стрелять вместе, была, наверное, случайность, но мы достаточно часто встречались на стрельбище, казалось, тоже случайно, но было ли это так? Я вспомнил еще нескольких членов клуба, с которыми виделся почти так же часто, но, кроме того, Марк относился ко мне очень дружелюбно, он пригласил меня к себе и познакомил с семьей.
Хотя мы и не были закадычными друзьями, я понял, что мне нелегко примириться с тем, что он мог быть еще одним Приведешкой, номером пятым, который болтает со мной, чинит мое ружье и поит меня пивом, в то время как его помощнички следят за мной... Но, может, он, как истинный джентльмен, просто не выдает своих эмоций, а я от недель постоянной слежки уже стал параноиком?
Приведешка номер три снова приклеилась ко мне на обратном пути. Теперь, когда стрельбы закончились и напряжение спало, я чувствовал по отношению к ней что-то вроде благожелательности. В конце концов, я сохранил ей жизнь, по крайней мере, на настоящий момент. И ей, и одному из ее друзей.
- Я все еще не нашел ни одну правительственную организацию, которая бы признала, что в ней работают люди, которых ты описал, - сказал мне Мак, когда я вчера в третий или в четвертый раз пытался выяснить, что к чему. - И ни одной службы, которая бы проводила какую-нибудь операцию в районе Санта-Фе или Лос-Аламоса. Конечно, они не обязаны говорить правду и делают это весьма редко.
- Несколько лет назад похожая ситуация была в Мехико, если вы помните, сэр, - сказал я. - Я разбился в лепешку, чтобы выяснить, принадлежала ли к нам одна дамочка, с которой я постоянно сталкивался нос к носу. Но ее никто не признал, и поэтому я посчитал, что она играет за чужую команду, и пристрелил ее, когда она начала размахивать пистолетом. Оказалось, что она работала на какую-то шишку в Вашингтоне, который скрывал, кто она такая, из-за дурацкой секретности. В наказание за ее смерть он хотел, чтобы с меня живого содрали кожу и поджарили на медленном огне.
- Да, я помню, - сказал Мак. - Я ясно дал понять, что если никто не возьмет на себя ответственность за этих людей, то мы будем вольны делать с ними, что нам заблагорассудится, и потом не будем выслушивать никаких претензий... О, Эрик!