Когда я вернулся, моя тачка стояла напротив мастерской. Если судить по тому, как я обрадовался при виде «плимута», то впору было подумать, что я и впрямь молодожен.
Хоффи отпустил несколько едких замечаний насчет людей, которые уезжают в чужих машинах и не возвращаются к обеду. Я ответил, что с него не убудет, если он денек поголодает, потом закрыл мастерскую и поднялся к себе наверх.
В гостиной была установлена гладильная доска. На ней остывал утюг, поставленный на попа. Три платья и летний костюм, в котором Барбара была в поездке, висели свежевыглаженными на проволочных вешалках, закрепленных на двери платяного шкафа.
Барбара прокричала из спальни:
– Заберу оттуда мои тряпки через минуту. Просто мне пришло в голову принять душ до твоего прихода. Ванная в твоем распоряжении.
– Отлично! – отреагировал я.
– Я перенесла часть твоих вещей в гостиную. Надеюсь, ты не возражаешь? Твой обеденный пиджак и прочее там. Если я чего забыла, скажи.
– Понял.
Я побрился, принял душ и надел повседневный пиджак вместо того, что она мне подсунула. Черт с ним, Карлом Гандермэном, и его понятиями о респектабельности! Потом положил в карман трубку и кисет. Не знаю почему, но Карл считал сигареты презентабельными, сигары терпимыми, но вот трубку совершенно неприемлемой для той атмосферы, которую он пытался поддерживать в своем клубе.
Когда я вошел, гостиная уже была приведена в полный порядок. Постояв момент, я рассеянно потянулся за трубкой. Но тут дверь спальни открылась, и появилась Барбара. Ее белое платье было из того упругого материала, который, кажется, называется «пике». Широкая юбка, но не до самого пола, лиф без бретелек, но с небольшим воротничком, что делало его похожим действительно на верх платья, а не на корсет.
– Ну, – спросила она. – По-моему, строгое, но думаю, то, что ты хотел?
Я и не предполагал, что Барбара такая красивая женщина, хотя тут же осознал, что моя готовность в это поверить – опаснейший симптом. Откашлявшись, я буркнул:
– Ничего, миленькое.
– Благодарю, – сухо ответила Барбара. – Твой энтузиазм придает мне мужество продолжать в том же духе.
– Нет, в самом деле, – спохватился я, – выглядишь отлично.
– Я выгляжу как школьница, – возразила она, – а не как двадцатипятилетняя вдова, только что вновь вышедшая замуж. На вот. Положи к себе в карман. Возможно, мне захочется что-нибудь увидеть. – Она протянула мне свои очки.
– Надень их, – предложил я.
– Пойми, я должна жить в них всю мою жизнь, но очки – это не то, чем мне хотелось бы себя украсить в вечернем платье.
– Лапочка, они часть спектакля, – пояснил я. – Надень.