Лейтенантов в роту дали двоих — талии, как у ос, щеки с круглым суровым румянцем: лейтенант Крикунов, в первый взвод к Ваське, и лейтенант Еремин, во второй взвод к Степану. Настоящий командир Васькиного взвода ушел в госпиталь подлечить язву желудка. Лейтенант Крикунов ухватил взвод за горло. Оружие заблестело. Пряжки ремня на солдатских животах впились в пуп, не болтались за ненужностью где-то там, ниже пояса. Во втором взводе та же картина — у них настоящего командира давно перевели в разведбатальон корпуса. Может быть, лейтенанты сговорились, может, такая у них была психология, но скорее всего, их научили перед отправлением на фронт: хотите быть командирами, сломайте солдата, тем более фронтовика, иначе вы не офицеры будете, а дерьмо в хромовых сапогах.
И ничего-то они не знали о дорогах. Они ехали. Они были пассажиры. Не видели они грядущего поворота, потому им и нужен был, как вхождение в войну, «язык» живой и трепетный, чтобы пощупать, ощутить власть над страхом и надеждой.
Васька же и другие разведчики не видели в офицерском желании никакой логики. По дорогам «языки» идут, и толпами, и дисциплинированными подразделениями с офицером и белым флагом. В плен идут — «Гитлер капут!»
— Неловко, — говорил Васька лейтенанту Крикунову.
— Перед кем неловко?
— Вообще. Цирк получается. Давайте я один схожу.
— Больно ты, помкомвзвод, на язык смелый. Пойдем как сказано. По правилам: группа нападения, группа захвата, группа поддержки…
Со временем публицисты найдут в решениях генералов и маршалов грубые ошибки. Скажут, что не нужно было Жукову идти на штурм Зееловских высот, надо было обойти их крюковым манером, игнорируя то, что Васька Егоров и тысячи солдат Жукова дышали молодыми липами в тихих берлинских пригородах, а на Зееловских высотах Немец принимал свой Последний Смертельный Бой, хотя спокойно и неосудимо мог бы сложить оружие перед превосходящими силами. И в рейхстаге Немец пойдет на Последнюю Смерть, а русский солдат на Последний Штурм, хотя рейхстаг могли превратить в песок стоявшие вокруг него тяжелые танки.
Говорят — на театре военных действий. На театре необходимы страсти, жертвы и кульминации. А война — первейший из всех театров, где все театральные жанры сплелись в единый клубок — трагедия и комедия, абсурд и эпос. И, хочешь — не хочешь, полководцы должны соответствовать театральному пафосу. Если нет у них такового, то солдаты не будут их обожать и боготворить. Без боготворения не родится миф. Миф нужен народу, как воздух лесу, и тот, кто хочет сунуть голову народа под выхлопную трубу якобы обнаженной правды, тот не велик, более того — глуп.