Она задрожала.
Алексу тоже показалось, что в комнате холодно.
— Он хочет напугать меня, — произнесла Джоанна. — Это доставляет ему удовольствие.
— Откуда вы знаете, что это доставляет ему удовольствие? — спросил Инамури.
— Я знаю его, человека с механической рукой. Я ненавижу его. Он ухмыляется.
— Что он делает после того, как вы начинаете плакать?
— Нет, нет, нет, — произнесла она с несчастным видом.
— Расслабьтесь, Джоанна.
— Я не могу еще раз пройти через это.
— Успокойтесь. Все в порядке.
— Я не могу! Разве вы не видите? Разве вы не видите ее?
— Вижу что, Джоанна?
Она пытается сесть в полуразложенном кресле.
— Да поможет мне Бог. Да есть ли этот Бог? Есть ли?
— Лягте, — произнес Инамури. — Спите. Успокойтесь.
Алекс страдал вместе с ней. Он весь трепетал.
— Что вы видите? — спросил Инамури.
— И-и-иглу!
— Внутривенную иглу?
— Да. Нет, нет. Я имею в виду другую внутривенную иглу. Я умру.
— Вы не умрете. Вам не причинят вреда.
— Эта игла убьет меня!
— Отдохните немного. Что такого особенного в этой игле?
— Она такая большая. Огромная. Она наполнена огнем.
— Вы боитесь, что будет жечь?
— Обжигать. Обжигать, как кислотой. Она впрыскивает в меня огонь.
— Но не в этот раз, — заверил ее Инамури. — В этот раз не будет никакой боли.
Буря, завывая, билась в окна.
Стекла дрожали.
Алексу казалось, что человек с механической рукой находился в приемной Инамури и сейчас войдет в дверь. Ему показалось, что он чувствует присутствие чего-то недоброго, как будто в воздухе произошла внезапная, леденящая кровь перемена.
— Давайте продолжим, — сказал Инамури. — Доктор берет иглу и затем...
— Нет. Моя шея. Только не в шею. О, Боже Милосердный, нет!
— Что случилось с вашей шеей, Джоанна?
— И-игла!
— Он сделал вам укол в шею? — спросил Инамури.
Алексу стало плохо. Он коснулся своей шеи.
Разумом, душой, чувствами Джоанна была не в офисе Оми Инамури, а там, в прошлом. Скорчившись от памяти, как будто все это происходило прямо сейчас, она еще раз переживала весь этот ад. Она говорила сбивчиво, задыхаясь, ее голос то поднимался, то падал, как будто уносимый волнами вспомнившейся боли, сокрушавшей ее.
— Она причиняет боль, жуткую боль. Мои вены горят огнем. Кровь кипит, пузырится, испаряется. Содержимое бутылки разъедает меня, разъедает меня, Боже, как кислота, как щелочь. Изнутри я вся обугливаюсь. Что это? Что он вводит в меня? Что налито в эту чертову бутылку? Боже, как больно. Господи, Господи, во мне все взрывается, все обожжено. Как больно! Мое сердце, мое сердце работает быстрее, быстрее, такое горячее, оно сгорает, тает, плавится. Господи, выпустите меня, выпустите, выпустите меня отсюда, будь все проклято!