— Вы говорите такие странные вещи.
— Это не ответ.
— Вы хотите сказать, что я лгунья?
— Нет. Я не хотел вас обидеть, Марико-сан.
— Я не обиделась, Апекс-сан.
— Я только пытаюсь понять ситуацию.
— Я вам помогу, если смогу.
— Видите ли, я попросил бармена позвонить Джоанне и сказать ей, что я уже здесь. Нам с ней сегодня вечером надо поговорить о чем-то очень важном. Но она сказала бармену, что не знает никого по имени Алекс Хантер.
Марико вздохнула.
— Она так хорошо отзывалась о вас. Она была восторжена, прямо как девочка. Я начала надеяться, что в этот раз все будет по-другому.
— Что с ней случилось?
Глаза Марико затуманились, она отвела взгляд и стала задумчиво смотреть на полированную стойку перед ней. У японцев сильно развито чувство такта, сложная система социальных приличий и очень жесткий набор стандартов поведения в личных взаимоотношениях. Марико не испытывала особенного желания говорить о своей подруге, потому что иначе она поступила бы вопреки этим стандартам.
Надеясь убедить ее, что он не чужой человек и не относится к тем людям, от которых ей надо было защищать Джоанну, Алекс сказал:
— Я уже знаю о том нехорошем сне, который приходит к ней каждую ночь.
Марико была удивлена:
— Джоанна никогда и никому не рассказывала об этом, только мне.
— А теперь и мне.
Она взглянула на Алекса и в ее глазах было уже больше теплоты, чем еще минуту назад. Однако, как он смог заметить, она все еще боролась со своим кодексом чести и поведения. Поколебавшись для приличия, она подозвала бармена и заказала "Старый Сантори" со льдом.
Алекс почувствовал, что во многом Марико была старомодной и консервативной женщиной. Он понял, что ей нелегко будет бороться с традиционным японским уважением к личной жизни других людей. В глубине души ему было приятно осознавать, что она, такая непохожая на многих ее современников, не была разъедена западной моралью и компьютерным веком. С ней надо было иметь терпение.
Когда принесли ее виски, Марико медленно отпила, постукивая кусочками льда в стакане, и, наконец, сказала:
— Если Джоанна рассказала вам о кошмаре, значит, она рассказала вам так много о себе, как вряд ли кому рассказывала.
— Она скрытна?
— Нет, не то. Она всего лишь не любит много говорить о себе.
— Скромная?
— И это тоже, но это не все. Это как будто... как будто она боится говорить о себе слишком много.
Алекс внимательно посмотрел на Марико.
— Боится? Что вы имеете в виду?
— Я не могу это объяснить. Но если я и знаю о ней что-то неизвестное вам, то это, вероятно, только то, что я заметила за шесть или семь лет работы у нее. Ничего особенно секретного.