- В общем, да. Вы знаете режиссера-любителя, которого ваши билетерши окрестили Болтуном?
- Первый раз слышу. Это имя ни о чем мне не говорит.
- Видите, значит, мне нужно будет искать его самой.
- Но вы меня разорите с вашими методами расследования.
- Я веду расследование потихоньку, это вам скажет любой, кто меня знает.
- Но на того, кто не имеет счастья вас знать, вы производите совсем иное впечатление.
Когда Лола вышла из кинотеатра, дождь все накрапывал. Перейдя бульвар, она направилась к церкви и освещенному скверу. Она напоминала самой себе огромную бабочку, среди ночи летящую на свет. Она толкнула железную решетку и устроилась на той самой скамейке, где когда-то сидела Ванесса Ринже.
Отсюда открывался интересный вид на кинотеатр. Его позолота, бархат и персонал со своими экстравагантными костюмами прорисовывались четко, как на картине. Может быть, Ванесса приходила сюда, чтобы посмотреть на своих коллег и свою работу со стороны? Прежде чем отстраниться самой? Лола вдруг осознала, что, как и билетерша Элизабет, мало что знает о Ванессе. Она расследовала смерть девушки, чьи интересы и привычки были для нее загадкой. Даже Максим, интересовавшийся ей подобными, не мог сказать по этому поводу почти ничего. Почему она смеялась шуткам Болтуна, сидя в круге света рядом с церковью? Он был ее возлюбленным? И где этот молодой дурак сейчас?
Когда дождь начал затекать Лоле за воротник, перед ее мысленным взором возникла карта квартала, и она составила маршрут возвращения. Она пойдет по улице Фиделите, а потом спустится по Фобур-Сен-Дени. Пройдет мимо подъезда дома на Пассаж-дю-Дезир, где, может быть, спит легионер Антуан и, может быть, не спит массажистка Ингрид. Куда она могла бы пойти этой дождливой ноябрьской ночью? Когда-нибудь Лола это узнает. Потом Лола пройдет по Пассаж-Бради и подумает о Максиме, вернувшемся из комиссариата и заснувшем в объятиях Хадиджи. Капля меда в бочке жизненного дегтя.
На Пассаж-Бради Лола забыла думать о Максиме, заметив мужчину, гулявшего с собакой. Он был высокий, еще молодой, с довольно светлыми волосами. Он прогуливался без зонта, как и она, и нес в руке пластиковый пакет. Убирать за далматином? Это был плюс в глазах Лолы: из всех городских раздражителей одним из главных для нее были те, кто загрязнял тротуары, вкупе с водителями. Однажды она даже сделала «косметическую маску» шестидесятилетней даме, позволившей своему зверю испачкать дверь «Красавиц». Что вызвало у Максима взрыв безумного хохота. Он увел ее мыть руки в свою туалетную комнату, и они хохотали как сумасшедшие под удивленными взглядами служащих. Она тогда смеялась с Максимом точно так же, как обычно смеялась с Туссеном. Воспоминания об этом причиняли боль. О, если бы можно было все это обессмертить, изобрести машину, которая подключалась бы к мозгу и воспроизводила воспоминания в виде голографической картинки со звуками, запахами и тактильными ощущениями! Тогда их можно было бы тщательно изучать во всех видах, даже вниз головой, вдыхать их, слышать их, трогать их, гладкие, шероховатые, шелковистые, мохнатые, губчатые и вообще какие хочешь. «А я бы сейчас пропустила стаканчик, - подумала Лола. - Я бы пригласила психотерапевта в «Красавиц», разбудила бы Максима, и вдвоем с этим мальчиком мы бы до рассвета пили домашнее вино». Она закричала: