Массон выходит из этого богатого дома в Семнадцатом округе Парижа с неприятным ощущением, что каждому из членов семьи есть что скрывать. Предположим, Катрин Салерн и в самом деле убийца, – но почему тогда показания Анриетты и Виржини относительно того, где была девушка в прошлую субботу, полностью противоречат друг другу? А Жан Салерн – неужели известие об измене жены настолько потрясло его, что он даже не сделал ни малейшей попытки, чтобы разубедить инспектора в подозрениях на ее счет? Или же эти подозрения его вполне устраивают? Равно как и Тома: отчего он резко перешел от пылкой страсти, с которой защищал свою мать, к полному замешательству, как только речь зашла о его собственном времяпрепровождении? Странное семейство – все держат рот на замке, и создается впечатление, что никого ничем не удивишь… Даже преступлением, которое, возможно, совершил один из них.
Наружное наблюдение за Катрин Салерн не дает ничего интересного, кроме того, что она дважды – утром и в обед – отлучалась с работы к своему любовнику, но оба раза его не было дома. В тот же день, в субботу, без пяти семь вечера, Массон входит в ее магазин, твердо решив заставить Катрин Салерн признаться в содеянном. Он просит Катрин запереть дверь на ключ, после чего идет за ней в подсобное помещение. Катрин приносит ему стул, а Массон в это время задергивает занавески, отделяющие комнату от основного помещения. В этот вечер инспектор поставил себе целью добиться признаний. Он настроен крайне решительно, тем более что времени у него предостаточно. Лицо Катрин белее мела, и искусственный свет лишь сильнее подчеркивает эту бледность. Массон замечает темные круги у нее под глазами. Он не спешит начать разговор. Он выжидает. Катрин обхватывает себя руками за плечи, словно ей холодно.
– Что вы хотите? – наконец спрашивает она дрожащим голосом.
– Вам уже сказали, что сегодня утром я был у вас дома?
– Нет.
– Я побеседовал с вашим супругом, с Тома и Виржини. И даже с Анриеттой.
– Вот как? – Катрин не знает, что сказать. Она выглядит совершенно обессиленной.
– Вы не хотите узнать, о чем мы разговаривали?
– Нет. Хотя, пожалуй… Я не понимаю, что вам от меня нужно… – Ее голос становится совсем тихим, переходя на шепот.
– Вы знаете, что ваш любовник задержан?
– Как? – кричит Катрин, мгновенно очнувшись. Она резко встает со стула. – Он не виноват! Он ничего не сделал! – По щекам у нее текут слезы.
«Она была почти девственницей, когда я ее встретил…» – вспоминает Массон фразу Оливье, которая еще недавно вызывала у него усмешку. Сейчас Катрин Салерн совершенно утратила свой холодный надменный вид. В ее глазах читаются безумная любовь и боль. И – как кажется Массону – невинность. Он пытается представить ее обнаженной. Возникшая в его воображении картина волнует его, и он снова завидует Оливье, как во время их первого разговора. Он говорит себе, что отклоняется от цели своего визита, и мысленно клянется: «Будь я проклят, если хоть раз еще взгляну в эти прекрасные голубые глаза!». Массон отводит взгляд, но его глаза невольно задерживаются на очертаниях груди Катрин. Он резко поднимается, словно пытаясь стряхнуть наваждение, быстрым движением раздергивает занавески и садится обратно на стул. Он в ярости против самого себя. Когда он снова начинает говорить, голос его звучит сурово и безжалостно: