— Отлично сделал, что не поднялся. Памир? Корыто, набитое снегом. На голом месте — две грязных гарнизонных дыры. Никогда не верь надписям, Жорж.
— Ну, вижу, вижу, — в этом ты не исправился! Работал?
Я вспомнил о евреях-арийцах.
— И еще как! Ведь я нашел…
— Череп? — глаза Жоржа разгорелись. — Быть не может! Где?
* * *
Мы за полночь говорили о Язгулоне. Жорж осторожнее в выводах: по его мнению, на одних тамошних моих евреях старой расовой теории не опрокинуть: под пересмотр они ее поставят, конечно, шуму будет много, но до крушения еще далеко.
— Гассан проще говорил: не поверят!
— Что же, и правильно говорил, — задумчиво кивает Жорж. — Эту задачу не атропологией решать…
— Не циркулем, а ружьем?.. Вопреки профессору?
— Ну, ты сейчас уже — «ружье»! Точно нет других способов…
* * *
Самому Жоржу каратегинская поездка ничего не дала.
Все те же черепа «средиземноморцев». Вот ящерицу он в окрестностях Бардобы убил — действительно редкую. Серая, в красных пятнах, и гребень от затылочной кости до оконечности хвоста как у сказочного дракона. Зубатая. Рост — почти два аршина в длину и пол-аршина вверх. Разновидность Varanus, до сих пор не известная: войдет, стало быть, в зоологию под Жоржиным именем: Varanus Cjordjiana!! Обессмертил себя мимоходом Жорж…
* * *
Тяжелые вьюки наши все оставлены в Гарме, столице Каратегина. Придется, стало быть, заходить за ними; а я-то надеялся прямо с Алая перевалить в Фергану: домой — кратчайшим путем! И сердце нудит от мысли о бековском приеме. Довольно с меня, не хочу, не могу больше…
— Все равно, от этого не уйдешь, — смеется Жорж. — Тигровый закон — закон вечный!
— Вечный ли?
— Ого! — Жорж щурится подозрительно и ласково. — Это что, новое? С Тропы?
Хороший он — Жорж. А все-таки — с ним… не говорится.
* * *
По Алайской долине путь легкий: степью. Если бы не ветер, было бы совсем хорошо. Торопились во весь конский ход: от зари до зари — в седлах; шел уже и здесь снег. Застелет — глазам моим конец. Прежней острой боли нет, воспаление проходит, а все-таки мутнеет по временам правый глаз, набегает слеза, та же, что на Памирах. Едкая, как расплавленный свинец.
Уйти от снега успели на четвертую ночь счастливо перевалили в Каратегинскую область и теплым закрытым ущельем вышли на широкую равнину. Зачернели в зеленых островах садов богатые кишлаки. Опять виноград, дыни, тепло, солнечно, не жестоким памирским светом — с неба в упор, а ласковым, долинным, далеким солнцем.
На последней перед Гармом ночевке в мечеть, где мы расположились, толпою пришли молодые и старые.