– Федор Федорович, прибыли от адмирала, – прервал его вошедший в каюту денщик.
– Опять письмо? – недовольно поморщился Ушаков. – Переписка, как у жениха с невестой! И чего он? Снова какиелибо страхи мерещатся? Кто там с письмом? Давай! – встал он.
В каюту вошел посланный Войновичем мичман с «Преображения». Он протянул Ушакову конверт.
– Обожди, братец, я тебя кликну, – сказал Федор Федорович, принимая конверт.
Мичман вышел.
Ушаков разорвал конверт и снова увидал знакомые адмиральские каракули:
«Поздравляю тебя, бачушка Федор Федорович. Сего числа поступил весьма храбро: дал ты капитанпаше порядочный ужин. Мне все видно было».
– Интересно, куда он запрятался на время боя? В льяле47, должно быть, хоронился? «Мне все видно было». И это говорит адмирал, командир эскадры! – презрительно качал головой Ушаков, читая.
«Сей вечер, как темно сделается, пойдем на курш 050 к нашим берегам. Сие весьма нужно. Вам скажу после…»
– Чего там – после? Этакий секрет. Я и сейчас знаю: струсил, Марко Иванович. Рвешься поскорее на берег – там безопаснее!
«…А наш флотик заслужил чести и устоял противу этакой силы».
– «Флотик»… – Ушакова даже передернуло. – Вот дурак, прости господи!
«Мы пойдем в Кезлову48: надобно мне доложить князю коечто!»
– Понятно: похвастаться, что контрадмирал Войнович выиграл сражение у острова Фидониси! Теперь ты будешь говорить так. Пули лить ты мастер. Да только вряд ли поверит тебе князь Потемкин. Мордвинов – тот нарочно сделает вид, что поверил!
«Прости, друг сердечный. Будь, душенько, осторожен…»
– Тьфу! – плюнул Ушаков. – Ейей, как невеста жениху! Ох и льстец! «Друг сердечный – таракан запечный!» Знаем мы таких «друзей»!
«Сей ночи, чтоб нам не разлучаться, я сделаю сигнал о соединении, тогда и спустимся».
– Держится за меня, как малое дитя за нянькину юбку. И это – контрадмирал. Ничтожество! «Мне все видно было!» – передразнил Ушаков. – Еще бы не видеть, как с этого знаменитого «крокодила» перья летели. «Флотик»! Эх ты, зейман!
Ушаков со злостью швырнул записку Войновича на стол.
Пока шли к Севастополю, Войнович продолжал трусить и слал записки Ушакову, прося помощи:
«Друг мой, Федор Федорович! Предвижу дурные нам обстоятельства. Сего дня ветр туркам благодетельствует, а у нас нет его, фрегаты упали под ветр. Если да приблизится он, то должно нам строить поскорее линию и приготовиться к бою. Если бы фрегаты не были так увалены под ветр, мы достигли бы гавань, но что делать, судьба наша такая, надобно делать все, что к лучшему. Дай мне свое мнение и обкуражь, как думаешь, дойдем ли до гавани… Пошли к фрегатам, чтоб поднимались к ветру, да сам не уходи далеко, о чем да сам ты знаешь».