Но чуть только эскадра втянулась на севастопольский рейд, как сразу все резко изменилось. На берегу адмирал мог обойтись и без «друга сердечного» «бачушки» Федора Федоровича. Очутившись в безопасности, Войнович уже оставил лесть и притворство и показал свое настоящее лицо мелкого завистника и интригана.
Он не мог примириться с тем, что Ушаков оказался победителем, а он должен остаться в тени. Ему было стыдно признаться, что такую блестящую баталию выиграл начальник его авангарда, а он, командир всей эскадры, оказался простым наблюдателем.
И Войнович постарался представить дело в совершенно ином свете.
Прежде всего он притворился контуженым, чтобы все видели, что адмирал не щадил себя в бою.
На берег его снесли на руках, а там усадили на носилки. И он сидел, вытянув одну ногу (которая считалась контуженой), точно Карл XII под Полтавой, и при этом не забывал гордо держать голову, как подобает победителю.
Ушаков, увидя такую картину, в первую секунду поддался на эту удочку и с живым участием спросил:
– Что с вами, Марко Иванович?
Он был удивлен: Войнович так часто писал ему все эти дни и ни разу не обмолвился о том, что контужен. Но адмирал обдал его уничтожающим взглядом своих бараньих глаз и, как оскорбленная невинность, сказал:
– Удивляюсь вам, капитан Ушаков: ведь мы не с прогулки возвращаемся!
Всем встречающим на Екатерининской пристани должно было быть ясно: на берег сходит боевой адмирал, контуженный в бою, а вот идет целый и невредимый начальник его авангарда.
Ушаков понял, что скрытая вражда окончена и поединок вступил в новую фазу.
Федор Федорович не боялся за себя. Он беспокоился за команду своего корабля и фрегатов, боялся, что его мужественные матросы и офицеры могут остаться без должного вознаграждения.
И опасения Ушакова оказались верными.
Войнович в своем донесении Потемкину совершенно извратил настоящую картину боя, представив дело так, будто не авангард и не Ушаков решили исход баталии.
Чтобы восстановить истину, Ушаков написал обо всем Потемкину.
Он рассказал князю о своих взаимоотношениях с Войновичем.
«Все начальствующие во флоте, с кем я служил, и по них прочие обстоятельно знают меня с хорошей стороны, и ото всех по заслуге моей был счастлив и имею хорошие аттестаты. В одном изо всех, его превосходительстве Марке Ивановиче, не могу сыскать желаемого успеха, который с начала нашего знакомства, когда были еще полковниками и оба под командою других, восчувствовал некоторую отменную ко мне ненависть. Все дела, за которые я иногда был похвален, не знаю причины, отчего отменно его беспокоят, чего во всем виде и в деле укрыть не может», – писал Ушаков.