Конечно, в послужном списке Кутузова еще не числилось столь блистательных побед, как Кинбурн, Фокшаны, Рымник, как Измаил и Прага. Генерал Кутузов был в Европе более известен своими дипломатическими успехами и двумя необычайными ранениями, чем победами. Он представлялся боевым, заслуженным генералом, но не выдающимся полководцем, каким в 1799 году являлся Суворов.
Суворов бил в Италии и Швейцарии лучших французских генералов – Жубера, Макдональда, Моро, но ему не пришлось встретиться с Наполеоном.
Это теперь предстояло Кутузову.
Михаила Илларионовича огорчало его подчиненное положение австрийским «немогузнайкам».
Екатерину Ильинишну же беспокоило иное: то, что император отпустил генералу Кутузову только десять тысяч подъемных и сто рублей в месяц столовых.
– Мишенька, почему так мало? – удивлялась Екатерина Ильинишна. – А сколько же получал в девяносто девятом году Суворов?
– Так то – Суворов… – попытался уйти от ответа Михаил Илларионович.
– Нет, а все-таки, сколько?
– Суворов получил тридцать тысяч подъемных и тысячу столовых в месяц.
– Вот видишь!..
– Дело еще, Катенька, в том, кто дает: император Павел был щедрее, чем его милый сынок…
Перед отъездом Михаил Илларионович встретился во дворце со старым знакомым, генералом Иваном Андреевичем Заборовским. Заборовский участвовал в Семилетней и обеих турецких войнах и отличился при Козлуджи: преследуя разбитого сераскира, он пошел на Балканы и очистил путь к Адрианополю. Екатерина II хвалила «твердый нрав» Заборовского и говорила, что «он ближе всех подходил к Константинополю». Заборовскому было семьдесят лет, но держался он еще чрезвычайно бодро.
– Михаил Ларионович, вас можно поздравить с новым высоким назначением? – сказал, здороваясь, Заборовский.
– Благодарствую, Иван Александрович. Придется помериться силами с этим неугомонным корсиканцем.
– Противник у вас отменный. Бесспорно, Бонапарте один из лучших французских генералов.
– Я тоже так думаю, – ответил Кутузов. – Недаром же он стал императором.
– А знаете, Михаил Ларионович, что этот самый господин Бонапарте просился к нам на русскую службу? И что он лично мне подавал об этом прошение? – спросил, улыбаясь, старый генерал.
– Неужели? – удивился Кутузов. – Когда же это было?
– В тысяча семьсот восемьдесят девятом году, в Ливорно, когда матушка Екатерина послала меня в средиземноморские края набирать добровольцев-христиан для войны с турками. Я завербовал вместе с греками, албанцами и прочими около семидесяти корсиканцев. И вот однажды, в числе прочих корсиканцев, ко мне явился двадцатилетний артиллерийский офицер Бонапарте. Видимо, ему туго жилось дома: он был бледен и худ. Бонапарте хотел, чтобы я принял его на русскую службу тем же чином, а я не имел права сделать это: иностранцев приказано было принимать с понижением в чине. И мы с ним не столковались.