– Спасибо, спасибо, папенька! – защебетали девочки.
Они тотчас же занялись куклами. Отошли в сторонку и стали рассматривать, у кого красивее цвет юбочки, у кого какой корсетик. Только Лиза не отходила от отца. Она держалась за его руку, восторженно глядя на папеньку снизу вверх.
– Почему это не зайчики или медведи, а барашки? – заинтересовалась Екатерина Ильинишна.
– Это польские рождественские подарки. Агнец непорочный. Видишь, возле каждого – хоругвь. А вот, Прасковьюшка, и тебе гостинец, – протянул старшей дочери золотое колечко Михаил Илларионович. – Может, велико будет? Я не знаю, какие у тебя пальцы. Брал на свой мизинец.
– Спасибо, папенька, как раз впору, – зарделась от удовольствия Прасковья.
– А это тебе, дружок! – передал жене сверток Кутузов.
– Ты очень мил, мой дорогой. Это что же такое? – говорила, поспешно разворачивая подарок, Екатерина Ильинишна.
– С цветами! Ох, какое красивое! – восхищались девочки.
– Это итальянский флер на бальное платье. В Париже и в Варшаве все знатные дамы носят.
– Правда, хорошенькое! Какие красивые розаны! И дорогой этот отрез, Мишенька?
– Шестнадцать червонцев заплатил.
– Дорогой. Ну и зачем было тратиться? – притворно недовольным тоном говорила Екатерина Ильинишна, с восхищением разглядывая тонкую материю. Видно было, что подарок ей нравится. – А каким же покроем шьют в Варшаве? Парижским? Открытая грудь и плечи?
– Парижским, парижским. Все открыто. Таким покроем, как Федька Ростопчин смеется: словно с вывески торговых бань – дамы чуть ли не нагишом ходят! – усмехнулся Михаил Илларионович.
– А рукава носят одинакового цвета с юбкой?
– Разные.
– Папенька, а косыночки из лино или из кружев? – робко вставила Прасковья.
Кутузов, улыбаясь, потрепал дочь по щеке:
– Не помню, дружок. Я, право, как-то не присматривался… Чепцы и косынки весьма разнообразны.
– Мишенька, а какие носят прически? – не унималась щеголиха Екатерина Ильинишна. – Высокие, палисадником, или взбитые, вроде лебяжьего пуха?
– В большинстве случаев этакое остроконечное сооружение, – улыбаясь, показал пальцами Михаил Илларионович. – И наверху еще разные фигурки – пастушки, мельницы…
– А какие башмаки: остроконечные, стерлядкою?
– Да, да, стерлядкою! – потирал застывшие руки Михаил Илларионович, нетерпеливо поглядывая на дверь в столовую.
– Ты, верно, озяб в дороге, Мишенька? Такая отвратительная, промозглая погода, – зябко передернула плечами Екатерина Ильинишна. – И захотел есть. Пойдем я отогрею тебя кофеем.
И она увела мужа.
Михаил Илларионович умылся и сел завтракать.
– Весь город удивлен, почему государыня назначила тебя послом, – рассказывала за столом Екатерина Ильинишна.