Виктор притормозил машину и остановился на обочине.
— Как здесь хорошо! Мы да звезды!
— Хочешь, Руфа, посидим на пнях? — предложил Виктор.
— Хочу.
И они вышли.
Зябкая прохлада апрельской ночи. Далёкий дым проходящего поезда. Сладкие запахи смолы и земли.
Виктор выбрал пень и предложил Руфине другой. Но на нем, ещё борющемся за жизнь, проступила смола. Янтарная, сверкающая при свете луны.
— Ты что? — спросил Виктор. — Ищешь пень, который получше?
— Да нет. Ищу, который поближе.
— Тогда садись на мой, рядом.
— Тесно.
— Тогда на колени.
— Удержишь ли? Я ведь не из лёгких, — сказала она, ничуть не жеманясь.
Удивительно, как легко и просто ей с этим человеком! Она его не видела столько лет, а в их отношениях ничего не изменилось. Он вызывает какое-то огромное чувство доверия. В его глазах ни одной хитрой искорки. В его голосе только то звучание, которое соответствует сказанным им словам.
Руфина села на колени к Виктору. Ища наиболее удобного положения, она обняла его шею правой рукой.
— Теперь уселась?
— Да.
— Ну вот и хорошо. Будем смотреть на небо. А вдруг да пролетит над нами спутник… Сегодня день неожиданностей. Пусть будет такой же и ночь…
— Виктор, мне так стыдно, что я не ответила тебе тогда на твоё письмо. Тогда так много приходило таких писем. Если хочешь, я покажу их тебе.
— Обязательно, Руфа. Обязательно найдём и моё глупое письмо и перечитаем.
— Тебе хочется взять его обратно, Виктор?
Тут её голос немножечко упал, и она оказалась в объятиях Виктора.
— Нет, я ничего никогда не беру обратно и не отдаю своего. Никому. Я в этом смысле собственник.
— И я…
— Ну вот видишь, какая мы мелкобуржуазная стихия. Тебе не кажется, Руфина, что ты меня обняла первой?..
— Мне теперь ничего не кажется, Виктор. Но только странно, что все так неожиданно и быстро.
Ещё не было пяти утра, когда двухцветная «Волга» подкатила к дому Дулесовых.
— Мама, — сообщила, входя, Руфа, — я вышла замуж. Вот мой муж.
Как никогда, Анне Васильевне было трудно скрыть волнение. И она сказала:
— Я так и поняла, когда узнала от Аделаиды, что вы уехали.
Отец Руфины спросонья никак не мог натянуть на себя рубашку. Наконец, кое-как одевшись, он выбежал и крикнул:
— А я как, Анна, женился на тебе? Не при луне ли? Здравствуй, зять!
Старозаводская улица просыпалась рано, и спешащие кто на рынок, кто на пруд, чтобы захватить утренний клёв леща, проходя мимо дулесовского дома, удивлялись, глядя на машину: почему в такую рань к ним пожаловал Николай Олимпиевич?
Старик Векшегонов направлялся в лес. Он не обратил бы внимания на «Волгу» и прошёл мимо дулесовских окон, но его окликнула Анна Васильевна: