Разговор начинался, но не завязывался.
Вскоре пришла и мать. Она всплакнула при встрече с сыном. И может быть, не столько слезами радости, сколько слезами огорчения. Она прямо сказала Алексею:
— Ах, Алёша, Алёша… Месяца бы хоть через три тебе приехать, когда бы Руфина стала мужней женой, когда бы поросли к тебе все стёжки-дорожки…
Дед насторожился. Нахмурился. Расправил бороду и сказал:
— Весёлый, однако, разговор.
— Весёлого мало, папаша. Сергей-то ему брат. Надо бы дать Серёже в своё гнездо войти… Тогда бы и говорить было не о чем…
— Мама, — перебил Алексей, — я ведь не знал… И если я опять кому-то мешаю, то разве трудно завтра же купить билет — и все… Ну разве я мог подумать, что Руфина все ещё… Нет, нет, мама, ты не беспокойся… Мне вовсе не трудно уехать… Мне даже нужно…
Тут раздался стук. Задребезжала посуда на столе. Разбилась вазочка на тонкой ножке: она подпрыгнула и свалилась набок.
Это Иван Ермолаевич ударил кулаком по столу. И в этом ударе ещё чувствовалась и сила и власть старика.
— Если Руфку Дулесову, — начал он тихим голосом чеканить слова, — от Серёжки может всякий ветер отдуть, так скажите мне, старому дураку, на милость, какая она ему, ясное море, жена?
— Рана же у неё, папенька, рана, — принялась оправдывать Руфину Любовь Степановна.
А дед опять на той же волне:
— Коли рана, так дай ей зажить. Дождись наперёд, когда она зарубцуется, а потом и на шею вешайся. Не Серёжа ведь начинал это все, а она.
— Откуда нам знать, папаша, кто начинал из них.
— Ты не знаешь, а я знаю. На этом и кончим, чтобы далеко в лес не зайти… Давай, Степанида Лукинична, жарь остатние… Сын ведь с милой снохой пришёл…
К разговору о Руфине и Сергее никто больше не возвращался. Но Алексей от этого не чувствовал себя легче. Он решил уехать завтра же. Уехать не сказавшись, оставив деду с бабкой короткое письмо.
Но Алексей не уехал. Ему, как оказалось, уже незачем было уезжать.
Вечером в тот же день Руфина пришла в новый дом. Серёжа, закончив нарезку последнего сгона отопительных труб, готовился проверить резьбу муфтой, как услышал шаги. Это были её шаги. Их нельзя было спутать ни с какими другими.
У Руфины заплаканные глаза. На лице её красные и белые пятна.
Из рук Серёжи выпала муфта. Она, покатившись, остановилась возле больших газовых клещей. Он не бросился, как всегда, к Руфине навстречу и даже не сказал ей «здравствуй».
Руфина прошла к окну и стала спиной к Сергею. Сергею не хотелось, чтобы она первой начинала разговор. И вообще разговор ему показался сейчас ненужным.
Вчера вечером и сегодня ночью они, не встречаясь, кажется, переговорили обо всем. Но, чтобы убедиться, он все же спросил: