Последние заморозки (Пермяк) - страница 90

— Он! Он! Как две капли, — твердил Роман Иванович, любуясь маленьким Алёшей.

А мальчик, пугливо прижимаясь к отцу, не знал, скольких людей он соединил сегодня и скольких — размежевал.

18

Счастливую пору переживал старый векшегоновский дом. Неожиданное отцовство заполнило всего Алексея. Радость была так велика, что он не мог поверить в неё. Особенно ночью. Просыпаясь, он спрашивал себя: «Правда ли это?» А потом, вскочив, Алексей подбегал к белой кроватке. В ней спал его сын. Сколько теперь в нем заключено!

— Милый мой, — шептал Алёша, — как хорошо, что ты ничего не знаешь о своём отце… Милый мой, как мне стыдно…

Стоя на коленях у белой кроватки, Алексей хотел и не мог найти себе хоть какое-то оправдание. Почему не пришло ему в голову то, что сейчас так ясно? Ийя в первый же день встречи прямо намекнула ему… А он? Как он теперь презирает за это себя…

Он знает, что Ийя никогда ни о чем не напомнит ему. В её доброй душе нет места для злой памяти. Зато Алексей навсегда сохранит в себе свой позор и никогда не даст ему замолчать.

Никто не знает угрызений совести Алексея Векшегонова. Да и до неё ли теперь людям на счастливом повороте его жизни, который не может не радовать даже вчуже всякого хорошего человека…

В людской молве снова вспомнилось забытое и родилась устная повесть, которая с каждым пересказом обрастала новыми подробностями. Имена Ийи, Алексея, Руфины и маленького Алёши называли и те, кто их не знал.

Старуха Митроха Ведерникова стала желанной гостьей многих домов. Уж она-то не от кого, а от самой Степаниды Лукиничны знала чистую правду и своими глазами видела векшегоновского правнука.

Живёт в народе неодолимая потребность рассказывания и слушания «роковых историй», особенно тех, где героями оказываются знакомые люди, с которыми можно встретиться и поговорить, а затем прямым или окольным путём узнать, что будет дальше.

На все лады прославляют люди Ийю Красноперову, приписывая ей самые лучшие черты женщины, матери, человека. Особенно приятно людям, что после долгой разлуки, когда любовь Алексея так широко раскрыла свои объятия, Ийя не захотела воспользоваться самым главным. Она не привела своего малютку, не поставила сына самой тяжёлой гирей на весах своего счастья. Значит, хотелось ей, чтобы сама любовь, а не кто-то, ни даже самое дорогое в этой любви — их ребёнок, соединила её с Алексеем. И это даёт повод, особенно женским устам, называть Ийю «большой силы женщиной, не ищущей для своей любви никаких подпорок».

Восторгаясь Ийей, люди приписывают ей и то, чего не было. Так уж водится. Молва никогда не знает меры.