Шрадер понял его без слов.
– Это действительно забавно. Женщина смотрит на атрибут мужества, и единственное, что привлекает ее внимание – след обрезания. Да-да, отлично вас понимаю. Но ничего не поделаешь, такие уж времена. – Он стиснул зубы. – На вашем месте, доктор Жардин, я бы постарался держаться от всех нас подальше.
Он коротко кивнул и вышел из комнаты.
Да уж, времена действительно – хуже некуда, подумал Жакоб, натягивая куртку военнопленного.
Девять месяцев абсурдного безделья, липовой войны без военных действий – в этом заключалась смехотворная оборонительная стратегия французов.
Они ждали, что немцы нанесут удар через якобы неприступную линию Мажино. Чтобы солдаты от скуки не сошли с ума, доктор Жардин велел им побольше играть в футбол. Это была очень странная война. С того берега Роны громкоговорители убеждали французских солдат, что немцы им не враги, что нет смысла отдавать свою жизнь за Польшу или Британию. Солдаты гоняли по полю мяч, слушали эти вкрадчивые речи.
Неожиданный удар сокрушительной мощи, который немцы нанесли по Бельгии, Люксембургу и северу Франции, застал армию врасплох. За несколько недель все развалилось. Францию не спасла ни дорогостоящая линия Мажино, ни полноводная Рона. Бронированный кулак смел все на своем пути.
Начались бомбежки, кровь. Да, кровь и пыль были повсюду. Жардин и поныне ощущал их запах.
В кармане у него лежали документы Жюля Леметра и маленький золотой крестик – все, что осталось от друга. Жакоб почувствовал, как внутри у него все сжимается от ярости – это чувство не оставляло его уже которую неделю подряд. Жакоб гневно сунул документы во внутренний карман своей новой «униформы». Жюль погиб в первом же бою. Бессмысленная смерть… Жакоб изгнал это воспоминание прочь и стал смотреть на маленькую фотографию Сильви и Лео, которую повсюду носил с собой.
Он стал думать о Сильви. Когда они виделись в последний раз – это было в феврале, в армейском лагере – она вела себя застенчиво и одновременно с этим страстно, совсем как прежняя Сильви, которую Жакоб когда-то полюбил. Голос ее звенел серебром. Она говорила не переставая – о Лео и его проделках, о тяготах повседневной деловой жизни, о том, как трудно стало доставать для ребенка его любимые булочки и пирожные, об улицах Парижа, заваленных снегом, который никто не убирает – все мужчины на фронте, о безуспешных попытках сладить с упрямым котлом отопления. Все эти невеселые истории в ее устах выглядели забавным приключением.
И все время повторялось одно и то же, незнакомое Жакобу имя – Анджей.