– Если бы это сделал Стасек, он не принес бы ее сюда, – сердито буркнул отец. – Ты посмотри на нее, она вся в крови!
Папуш, которого Сильви так любила, бесцеремонно бросил дочь на кровать и поспешно шагнул в сторону.
А вскоре ее отправили в школу, в Париж. Она была изгнана из собственной семьи. Сильви сидела на заднем сиденье просторного автомобиля и смотрела назад, на большой дом с круглыми башенками и розовым фасадом. Дом становился все меньше, уползал вдаль. Провожал Сильви один лишь Тадеуш – он стоял перед домом и долго махал ей вслед. Папуш, красивый папуш в белой накрахмаленной рубашке, с наманикюренными ногтями, даже не попрощался со своей дочкой. Больше они никогда не увидятся.
Сильви поплотнее закуталась в купальный халат. Ей стало очень холодно – не столько от ночного воздуха, сколько от страшного воспоминания.
«Никогда не пускай мужчину внутрь своего тела», – говорила бабушка.
Она была права! Стоило одному из мужчин проникнуть в тело Сильви, и она навсегда потеряла своего папуша. Прошло несколько недель, прежде чем ее отправили во Францию, и все это время девочка хотела объяснить отцу, что она ни в чем не виновата, но не сделала этого – потому что боялась вспоминать, боялась егеря, а еще больше боялась глаз папуша, которые теперь отказывались на нее смотреть. Все же она ежеминутно чувствовала исходящее от отца презрение, отвращение, словно дочь вдруг стала запятнанной, нечистой. Вот что происходит, когда впускаешь в себя мужчину. От тебя уходит сила. Раньше папуш смотрел на нее с любовью и лаской, обнимал, целовал, она могла добиться от него всего, чего желала.
И вот с Жакобом все повторилось опять. В глазах Сильви заблестели слезы. Она сама впустила его в себя, он не насиловал ее. Правда, на сей раз близкий человек не стал смотреть на нее с презрением, но она все равно его потеряла. Она утратила над ним власть. Сильви тяжело поднялась с пенька, на котором сидела, и побрела назад к дому. Лицо ее было мокрым от слез, когда она бесшумно открыла дверь в комнату Каролин, приблизилась к постели и легла рядом со своей лучшей подругой.
Той давней ночью, несколько лет назад, когда Сильви лежала одна в темной, холодной спальне монастырской школы, точно так же к ней пришла Каролин. За неделю до этого стало известно об авиакатастрофе, и монахини устроили вокруг «несчастной сиротки» целый переполох. Каждый вечер на мессе школьницы должны были молиться за упокой родителей Сильви Ковальской, дабы их души беспрепятственно попали в рай. Сама Сильви не плакала. Она представляла себе, что родители и брат обзавелись крыльями и летят вверх, на самые небеса, выше архангелов. Ее молитвы прибавляли легкости и стремительности их полету. Но чем больше Сильви молилась, тем забавнее казалась ей эта картина. Временами она начинала хихикать, чувствуя на себе осуждающие взгляды монахинь. Тогда Сильви стала молиться в одиночку. Она уходила в маленькую часовню, простиралась ниц перед симпатичной Девой Марией, немного похожей на ее мать. Но сосредоточиться на молитве никак не удавалось. В голову лезло все время одно и то же: большая дохлая крыса, которую она и Тадеуш однажды обнаружили в амбаре. Глаза крысы были широко раскрыты, но сама она лежала неподвижно. Кто-то одним ударом отсек ей голову.