— Да.
— Я вот что подумал, вы разве не знаете, что нельзя портить чужие вещи? — спросил я их.
Солдаты молчали. Снова мой кивок и теперь уже два быстрых удара.
— Знали, — простонал один, скорчившись от удара.
— Ну, тогда платите мне за испорченное добро. Поскольку развлекались вместе, то с каждого за убитых парней и порченых девок по шесть кесариев.
Солдаты недоумённо уставились на меня, словно спрашивая, не сошёл ли я с ума, называя такие суммы.
— Ну, если денег нет, тогда придется вас повесить, — спокойным тоном, как будто нечто само собой разумеющееся, ответил я на их немой вопрос.
Тут до солдат дошла вся серьёзность ситуации и они переглянулись друг с другом.
— Каждая минута моего ожидания — ещё по кесарию с рыла, — спокойно сказал я.
Солдаты подскочили и стали рыться в кошелях. Только у двоих была необходимая сумма, и то в виде золотых украшений.
— Скидывайте с коней награбленное, — приказал я тем двум, которые рассчитались со мной. — Теперь забирайте их, и свободны. Появятся ещё деньги, приезжайте, не стесняйтесь, буду рад вас видеть.
Освобождённые солдаты сначала неверяще посмотрели на меня, потом, поняв, что я не шучу, подошли к лошадям, скинули с них все тюки, взяли под уздцы и отошли от места событий. Правда, недалеко.
«Ждут, как я поступлю с оставшимися», — понял я.
Конечно, во мне тлела надежда, что у всех найдутся деньги для откупа, но теперь, когда нужно было повесить этих троих, у меня не поворачивался язык для приказа. Ведь тогда я стану убийцей. Сколько раз я слышат от мамы и папы, что убийство — это последнее дело, и убийцы — вовсе не люди, а животные.
Я посмотрел на солдат, которые всё ещё не верили, что их могут повесить, посмотрел на мёртвых парней, которые совсем недавно были живы и веселы. Посмотрел на напряжённые лица деревенских, которые пылали праведным гневом к убийцам своих сыновей и насильникам своих дочерей.
Снова пришло твёрдое внутренне убеждение, что если я отпущу этих без наказания, то в следующий раз вырежут всю деревню. Выхода не было, если я хочу, чтобы деревня и замок жили спокойно, придется применять такие меры, и не единожды.
Поманив пальцем старосту я приказал ему.
— Несите верёвки.
Когда он бросился исполнять, я посмотрел на тех двоих, которых отпустил. Они так и стояли на пригорке, наблюдая за приготовлениями.
Трое связанных поняли, что я не шучу, только когда озлобленные деревенские потащили их к ближайшему дереву, через толстый сук которого были уже переброшены верёвки.
Солдаты кричали, умоляли их не убивать, обещали привести деньги, как только выберутся отсюда. У меня возникла было идея отпустить одного, чтобы он съездил за выкупом для остальных, но тогда, по прошествии времени, я точно не смогу отдать приказ об их повешении. Только сейчас, когда тела убитых парней ещё лежат на земле, а девки ревут, вытирая слёзы рукавами, я способен был на такое непростое решение.