— Ну, так у них она для опытов была! А тебе-то для чего? Одни микробы…
— Не вздумай трогать! Если она куда-то девается, ты будешь виновата! — В Инкином голосе зазвучало такое, когда лучше не спорить, Марьяна это знала. Плюнула и пошла к себе. Там стала объяснять про все Вику, который только что проснулся. Вик отзывался покладисто:
— Ну и оставь их. Что поделаешь, если он такой пацан, муху не обидит.
— Муху-то не обидит, а к людям как волчонок…
— Не трогай его, вот и не будет как волчонок…
— Да провались он со своей мухой… Будто любимую животную завел.
Инки смотрел в закрывшуюся дверь. «Сама ты… „животная“…» Не мог ведь он сказать: «Не трогай Дагги-Тиц, потому что у меня, кроме нее, никого нет»…
Марьяна больше не пыталась поднять руку на Дагги-Тиц (попробовала бы только!). А та появлялась в комнате каждый день. Каждый раз — неизвестно откуда. Чаще всего вечером. И садилась на маятник. Или на леску. А иногда — на Инкино колено или на руку — гуляла по ней от локтя до запястья. Погуляет — и снова к ходикам. Видать, она подружилась не только с мальчишкой, но и с часами…
Инки поставил на подоконник посудинку с едой для мухи — пивную пробку с молоком. И молоко регулярно менял. Муха иногда садилась на краешек пробки — питалась. А потом опять качалась на маятнике или гуляла по леске…
Однажды муха не появилась — ни вечером, ни на следующее утро, и, конечно, Инки заподозрил Марьяну:
— Это ты ее прогнала? Или пришибла!
Марьяна искренне завопила, что она не сумасшедшая и не самоубийца, чтобы связываться со свихнувшимся мальчишкой и его заразой. Потом беды не оберешься!
— Небось сама околела где-нибудь! Или воробей склевал…
Инки и сам понимал: мушиная жизнь полна риска. Мало ли что может случиться с такой крохой. А Марьяна — это было видно — и в самом деле ни при чем. Но все равно Инки смотрел на нее косо.
К счастью, назавтра Дагги-Тиц появилась как ни в чем не бывало. И с той поры навещала Инки каждый день. А потом и вообще поселилась у него в комнате, исчезала лишь ненадолго.
Наверно, понимала, что скоро лету конец и зимовать лучше под крышей. И, кажется, ей было хорошо с Инки, так же, как ему с ней…
Он лежал вечером, смотрел, как Дагги-Тиц качается под ходиками, и думал о чем-нибудь спокойном. Например, о семенах белоцвета, которые плавают в теплом воздухе августа. Или об улице Строительный Вал с черным котенком на трубе (впрочем, котенок, наверно, уже вырос, но и взрослый кот на трубе — тоже хорошо…).
Потом пришел неизбежный сентябрь. Марьяна погладила Инки белую рубашку, вытащила из шкафа и почистила его прошлогодние (вполне еще приличные) джинсы и посоветовала: