В конце концов она все же высвободила руки и тут же вцепилась в черную гриву Хейдона. Ей казалось, что она вот-вот умрет, не выдержав этой сладостной пытки, и в то же время хотелось, чтобы он целовал ее и ласкал как можно дольше. Каждый поцелуй Хейдона и каждое его прикосновение доставляли ей неизъяснимое наслаждение, но в какой-то момент Женевьева вдруг почувствовала, что ей хочется большего – словно где-то в глубине ее тела угнездилась боль, напряженная пустота, которую не могли заполнить даже волшебные ласки Хейдона. Внезапно он погрузил палец в ее лоно, и Женевьева в восторге вскрикнула, но уже в следующее мгновение она вновь почувствовала, что ей хочется большего. Закрыв глаза, она громко застонала; ей казалось, что она больше не выдержит… Когда он вошел в нее, Женевьева вскрикнула от изумления и радости и, вцепившись в плечи Хейдона, обвила ногами его бедра. Он же заглянул в ее распахнутые глаза и, увидев, что их заволокла страсть, вошел в нее еще глубже.
Женевьева едва не захлебнулась от крика, и Хейдон тут же замер, мысленно обругав себя.
– Прости, дорогая, – пробормотал он с трудом. Конечно же, ему следовало подождать, следовало дождаться, когда она привыкнет к новому ощущению. – По-моему, если немного подождать, боль пройдет.
Женевьева кивнула.
– И еще я думаю, что ты должна дышать, – добавил он с улыбкой.
Она тоже улыбнулась и сделала глубокий вдох.
– Теперь лучше, дорогая?
Женевьева поняла, что ей действительно стало лучше. Снова улыбнувшись, она обняла его за шею и поцеловала.
И тут Хейдон с отчетливостью осознал: Женевьева Макфейл именно та женщина, которую он искал всю жизнь. Но открытие это оказалось слишком мучительным, потому что она никогда не будет принадлежать ему. Он убил человека, его разыскивала полиция, и поэтому он не мог оставаться в этом доме, не подвергая опасности Женевьеву и ее детей.
Но даже если он когда-нибудь докажет свою невиновность и снова станет маркизом Редмондом, то все равно она не станет его женой. Не станет, потому что не захочет выходить замуж за такого самовлюбленного и безответственного негодяя, как он. Ах, если бы он раньше знал, что существует такая чудесная женщина, как Женевьева… Тогда бы он жил совсем по-другому – не пьянствовал бы, не играл, не заводил бы детей, на которых не имел прав и которых не мог защитить. Что же касается Женевьевы, то ему скоро придется с ней расстаться, – и эта мысль приводила в отчаяние.
Хейдон попытался двигаться как можно медленнее, но Женевьева извивалась под ним и громко стонала, побуждая двигаться быстрее. Наконец он со стоном изверг в нее свое семя и замер, крепко прижавшись к ней. И в тот же миг из горла Женевьевы вырвался последний стон, и она, что-то прошептав ему в ухо, тоже затихла.