– Невеста моего брата.
– Того, которого убили?
– Да.
– Понятно… Ну и кем ты хочешь стать?
– Я хотела на факультет журналистики. Я стихи пишу, – неожиданно призналась она.
– Надо же! И я! – он рассмеялся. – Вот видишь, сколько у нас с тобой общего? Может, передумаешь?
Она покачала головой.
– Я уже понял, – грустно сказал он, – наскоком тебя не возьмешь. Тогда давай дружить, что ли? Ты меня не бойся, я с виду только такой грозный. Понадобится помощь – звони. Цыганка-то деньги вернула?
– Нет еще. Но я об этом и думать забыла.
– Вернет. Я нажму.
– Не надо, Миша.
– Миша. Уже хорошо! Она улыбнулась:
– Глупо как получилось. Влезла со своим дурацким заявлением. Надо было Надю послушать и сразу взять деньги. Она же говорила, что законы у нас не действуют.
– А ты погоди. Я ж говорю: лет через десять все изменится.
– Я столько ждать не могу. Мне через десять лет уже будет тридцать!
– А что, по-твоему, тридцать? Старость что ли?
– Ну, вроде того. Он рассмеялся.
– Выходит, что я уже глубокий старик. Ладно, проехали. Ты есть-пить будешь? Сидишь за пустым столом.
– Я не голодна, честное слово!
– Устала? – он посмотрел на ее бледное, измученное лицо.
– Да, – призналась она.
– Ну, пойдем, я тебя провожу.
Она вспомнил, как скверно начинался этот день. Встреча с цыганкой, машина, которая мчалась прямо на нее, словно выцеливая, потом больница, тяжелый разговор с Володей… И вот все разрешилось. И опер оказался не таким уж плохим человеком. Он оказался… человеком!
Надо позвонить Наде, успокоить ее. Может быть она, Маша Ложкина, сейчас поступает неправильно, беря эти деньги, но у нее просто нет сил, чтобы бороться, чтобы идти до конца. Она хочет родить здорового ребенка, сына, опору и защиту.
Маша была уверена, что у нее родится сын…
В конце сентября она родила девочку. Роды были тяжелыми, у нее внезапно отошли воды, а схваток не было. Надя, которая была рядом, сказала:
– Срочно в больницу!
О том, что могло быть, Маша узнала потом. Ребенок мог задохнуться. Но тогда по лицам врачей ничего невозможно было понять. Ее тут же начали готовить к операции.
– Как кесарево? Почему? – испугалась она.
– Все в порядке. Я рядом, – Надя крепко сжала ее руку.
– Не уходи!
– В операционную меня не пустят.
– Нет! Не уходи!
– Ты все равно тут же уснешь. А когда проснешься, я буду рядом.
Маша даже не успела испугаться. Укол в руку, и тут же провал. Ей снилось сначала что-то холодное, скользкое, а потом напротив, приятное. Словно бы ее вынесло волной на теплый, ласковый берег, и кто-то в белом, чьего лица она не могла разглядеть, как ни пыталась, говорил ей такие важные, такие нужные слова. О том, что надо жить и что все теперь будет хорошо. Просыпаться не хотелось.