– Мне бы твою уверенность, – произнес я чуть слышно. Мне не хотелось ее пугать, но я сознавал, что положение наше очень серьезно, и если мне не удастся-таки доказать нашу с ней невиновность, то нам вряд ли поможет даже мой старинный приятель московский обер-полицмейстер Шульгин. – Я боюсь, что Гродецкий сделает все от него зависящее, чтобы мы с тобой, милая Мира, отправились по этапу в Сибирь! – тогда я еще и не догадывался, что эта участь так или иначе не минует меня.
– Почему он нас так ненавидит? – воскликнула Мира.
– Ты же у нас прорицательница! – усмехнулся я.
– Но если убийца Гродецкий, – вслух рассуждала моя индианка, – то он же нарочно подстроил все так, чтобы обвинили нас с вами! Готова даже поспорить, что это именно он посоветовал князю пригласить в имение Мадхаву с Агастьей на Рождество, чтобы нас обвинили в сговоре с ними… Яков Андреевич, – Мира устремила на меня долгий, пристальный взгляд, – по-моему, у вас появился враг и очень могущественный, – протянула она.
– Мне кажется, ты права, – вынужден был согласиться я.
Мира рассуждала очень логично. Она во всем и всегда разделяла со мною тяготы моего служения, и, по-моему, я даже любил ее. Мне снова вспомнились те самые белые перчатки, врученные мне при посвящении… Я поклялся себе отдать их ей, как только мы вернемся в столицу.
– Яков Андреевич, о чем вы задумались? – спросила Мира.
– О паре белых женских перчаток, – ответил я. Мне вспомнились слова обрядоначальника, обращенные ко мне, когда новообращенным вновь ввели меня в ложу для объяснения смысла обряда. Обрядоначальник протянул мне вторую пару перчаток и торжественно произнес: «Вам надлежит избрать себе подругу, обручиться с нею, словно с невестою, сочетаться священным браком с премудростью, небесной девой Софией, и да станет она вам единой избранницей на долгие времена!»
– О каких-таких перчатках? – Мира чувствовала, что речь сейчас пойдет о чем-то безмерно важном, значительном, о том, что сможет изменить ее жизнь… – Ну, не томите же, Яков Андреевич! – взмолилась она.
– Это что-то вроде обручальных колец, – ответил я. – Только значит гораздо больше!
В этот момент за дверью послышались шаги, и щелкнул замок.
Разочарование, что я прочитал в глазах моей индианки, трудно, пожалуй, было бы описать словами.
Дверь открылась, на пороге стояли Кинрю и Грушенька.
– Какие гости! – обрадовался я.
– Грушенька все мне рассказала, – задумчиво произнес японец. – Сейчас она сама расскажет все, что ей известно, вам, Яков Андреевич!
– Правда?
– Да, – закивала Грушенька. – Мне это совсем нетрудно, – заулыбалась она.