– Очень вкусно. И чай тоже.
– Как и следует. Мясо доставляют по воздуху раз в неделю прямо от поставщика из Бруклина. Итак, у вас было время поразмыслить, так что теперь можете поведать, какие у вас дела с Роблом.
Тони пораскинул умом и решил, что некая доля откровенности все-таки нужна, ведь Гольдштейн и без того знает немало. Тони вляпался по уши отнюдь не по своей вине, и если ради собственного освобождения надо нарушить секретность – что ж, значит, секретности нравится нарушаться.
– Я сказал правду, до сегодняшней ночи я его не встречал. Я прибыл в Мексику прямо из Соединенных Штатов, по поводу вышеупомянутого полотна. Я, ну, искусствовед. – Бакалавр искусствоведения, Государственный университет Сан-Диего, хватит с них и этого. – Я должен был взглянуть на картину и опознать ее, ничего более, а Робл сказал, что картина находится в багажнике его машины. Что было бы дальше, я и понятия не имею, клянусь, это чистая правда.
Медленно кивнув, Гольдштейн шумно отхлебнул чаю.
– Искусствовед, а? Возможно. Скажите-ка мне, мистер Эксперт, в каком году родился Микеланджело?
– Микеланджело? Вообще-то с датами у меня туговато. Конечно, в пятнадцатом веке. Умер он почти в девяносто, где-то около тысяча пятьсот шестидесятого, откуда получается, что родился где-то в тысяча четыреста семидесятых. Верно?
– Не исключено. А кто написал «Толедо в грозу»?
– Эль Греко. Мы что, играем в двадцать вопросов и ответов?
– Нет, остался только один вопрос. Где Хохханде?
– Ладно, ваша взяла. Не знаю. Правду говоря, не знаю даже, картина это или живописец, поскольку слышу это имя первый раз в жизни.
– Почему-то я вам верю, мистер Хоукин. Но хочу, чтобы вы запомнили последнюю фамилию и поразмыслили о ней. Уже поздно, вам надо немного отдохнуть. Наум, которого вы встретили у задней двери пару минут назад, отвезет вас на машине назад. До свиданья. – Когда Тони уже переступал порог, Гольдштейн добавил: – Мы еще встретимся.
«Если это от меня зависит, то не встретимся», – подумал Тони, когда израильтянин с ледяным лицом жестом пригласил его в машину. Допрос был нелегкий, и он держался отнюдь не лучшим образом. Быстро прокрутив в голове происшедшее, Тони осознал, что Гольдштейн вытянул из него куда больше информации, чем предоставил. В благодарность за удар по голове Тони выложил все, что знает об операции «Лютик». Ничего не скажешь, славное начало карьеры в роли секретного агента. Единственное, что он не разболтал, – смерть Дэвидсона.
Покойник. В пылу событий Тони напрочь позабыл о нем, а теперь снова впал в глубочайшую депрессию. Что предпринять дальше? Войти в контакт с цэрэушником Хиггинсоном и спросить дальнейших инструкций? Связаться с ФБР? А как насчет коротенького полетика в Вашингтон, чтобы получить приказы на месте? Вроде бы неплохая идея, лучшая из выданных за сегодняшнюю ночь, и Тони все еще лелеял ее, когда автомобиль остановился за углом отеля. Так и не проронив ни слова, израильтянин умчался прочь, а Тони, озаренный холодным сиянием занимающегося утра, побрел к отелю.