– Buenos tardes, senor. Agui hay una mesa para ti.[21]
Тони кивнул, впервые оценив грим по достоинству, прекрасно помня, что у добродушного толстяка наметанный глаз охотника за шпионами. Сев за столик вдали от остальных, Тони с интересом прочел меню. Как ни обилен был завтрак, к этому времени от него не осталось и следа. Неся бутылку и стакан, Яков Гольдштейн с благожелательной улыбкой поставил их на стол.
– Сейчас подойду, Хоукин. А пока отведайте сельдерейного тоника за счет заведения. Грим недурен, учли абсолютно все.
«Недурен, – мрачно подумал Тони, потягивая странный на вкус напиток. – Сразу же расколол. Неужели полиция раскроет маскировку так же легко?» Вернувшийся Гольдштейн плюхнул на стол стакан чаю и опустился на стул напротив Тони.
– Очень мило, что вы пришли навестить старика, учитывая вашу занятость в последние дни. Ваши действия весьма уязвили наших итальянских друзей. Они даже твердят, что вы украли у них деньги.
– Ничего подобного! Они сами мне их дали… Кстати, вам-то откуда об этом известно?
– Сорока на хвосте принесла. Мы помогаем друг другу. На свете множество фашистов, к которым они тоже не питают любви. А еще я слыхал, что вы ухлопали этого Дэвидсона из-за междуусобицы между ЦРУ и ФБР!
– Неправда!
– Я так и подумал, у симпатяги вроде вас должны быть основания повесомее.
– Послушайте, Гольдштейн, давайте раз и навсегда проясним одну вещь. Я Дэвидсона не убивал. Его закололи, пока я был в другой комнате. Я даже не представляю, кто это сделал и почему. Меня подставили.
Гольдштейн благожелательно кивнул и отхлебнул чаю, едва не выколов себе ложечкой глаз.
– Вам было весьма недосуг, как я сказал.
– Хватит ходить вокруг да около. Я здесь из-за вас. Вы мне сказали, что не питаете к картинам ни малейшего интереса, но тем не менее отправили своего накачанного сабра утащить у нас картину. Зачем? Или вы будете все отрицать?
– Я, отрицать? Ни в коем случае. Очень красивая картина и находится в надежном месте.
– Верните ее, обманщик вы этакий.
– Обманщик – пожалуй, вернуть – не исключено. Это зависит от вас.
– Так я и предполагал. И чем же я могу вам помочь?
– В свое время мы к этому подойдем, но сначала я хочу рассказать вам одну историю.
– А нельзя ли рассказывать, пока я буду есть? Все-таки время ленча.
В воздухе витали роскошные ароматы пастрами, салями, солонины, пикулей, перца, салата, ржаного хлеба, лукового рулета «витали», подвергая обоняние Тони сладостной пытке. Понимающе кивнув, Гольдштейн отдал девушке короткое распоряжение и прихлебывал чай, пока не принесли большой сандвич, и Тони впился зубами в уголок, радуясь своему здоровому аппетиту. Тут посетители заняли еще столик, девушка позвала на помощь, и ко времени возвращения Гольдштейна тарелка была уже пуста, а Тони облизывал с губ последние крошки.