Но тревога, не переставая, покусывала внутри ядовитой змейкой. Возможно, опасность ещё была далеко, а не ехала с ней рядом, и Минута просто чувствовала её заранее (раньше такое уже случалось), недаром сам Бова Конструктор так её ценил как курьершу и разведчицу. Только утешением это было слабым. Опасность – всегда опасность, где бы она ни находилась. Что-то должно было случиться, где-то впереди и, несомненно, прямо на её пути. Как же выматывает подобное тревожное ожидание, полное неизвестности, прямо сил нет…
А потом за окном наступила ночь, укрыв непроницаемым чернильным покрывалом бескрайнюю степь. Яркий белый свет, исходивший из маленьких потолочных зерцал вагона, сменился на тусклый жёлтый, едва освещавший проход, и незаметно подкралась звенящая тишина, просовывая мягкие лапы в одну камору за другой и насылая сны. Седуны наконец окончательно угомонились, прекратив редкие шатания по коридору, всё было тихо и спокойно, и тревога в сердце, к радости и облегчению Минуты, начала понемногу стихать.
Только тогда она позволила себе немного подремать, используя специальные упражнения быстрого сна, которым была обучена в Храме Света. И как всегда это бывает в быстром сне, его заполнили различные яркие видения, в одном из которых она вдруг оказалась на свадьбе Благуши в роли его невесты вместо неведомой Милки, и сон этот был таким сладким, что, проснувшись, она долго не хотела засыпать снова, чтобы его не забыть, переживая снова и снова эти чудные мгновения.
А Махина всё бежала себе и бежала, без устали отмахивая веху за вехой. Ей, Махине, не было никакого дела до чьих-то личных переживаний.
Глава одиннадцатая,
в которой Выжига наконец приходит в себя
Ничего нельзя сказать о глубине лужи, пока в неё не попадёшь.
Апофегмы
Очнулся Выжига от собачьего холода, лёжа на спине. Мало того что, как оказалось, ноги по колено плавали в ледяной водице, так ещё и темень стояла – хоть глаз выколи. Сообразив, что сие означало, Выжига взвыл с досады. Положить столько усилий на алтарь победы, чтоб вырваться вперёд наверняка, и всё напрасно! Пёсий хвост!
Он попытался отползти от водицы. Получалось плохо – ни руки, ни ноги почти не слушались – видать, слишком долго пролежал на стылой земле, всё тело и занемело… От неосторожного движения поясницу прострелила такая острая боль, что Выжига взвыл ханыгой, есть такой зверь в степи, редкий, но подлый и опасный хищник.
И словно в ответ оглушительно заревел гудок приближающейся Махины.
Миг – и Стальной Зверь загудел, проносясь мимо по рельсам всего шагах в тридцати. Длинное сегменчатое тело, усыпанное в начале, где шли людские вагоны, светящимися окнами, казалось тяжеловесной тушей невиданной глазастой многоножки. Ещё миг – и нет Махины, унеслась вдаль, прощально посвечивая быстро уменьшающимися огнями задней грузовой платформы.