— Твоего отца, княжич, Хальвард упрятал в темницу. Говорят, так захотел Олег. Князь Воислав повелел найти тебя.
Урмень молча выслушал сообщение, отстегнул от пояса меч. Подумав, пристегнул его на место и сказал Одинцу:
— Ступай в Старую Русу и скажи Сигурду, что отныне я никому не служу. Я защищаю своего отца и до конца дней буду мстить русам за оскорбление его княжеского достоинства. Сигурда и Нежданы это не касается.
К тому времени положение его отряда стало неопределенным. Старого повеления — найти Ине-гельду — никто не отменял, новых распоряжений не поступало. Инегельда как сквозь землю провалилась, поисковики возвращались ни с чем, и в конце концов все как бы замерло. Но тут пришло известие о заточении отца, Урмень, разгневавшись, собрал последних разведчиков, отправил Одинца к Сигурду — единственному, кого посчитал нужным поставить в известность, — и ушел в родные смоленские леса, чувствуя себя свободным от всех обязательств.
Сигурд и Неждана, простояв на памятном месте четыре дня, вернулись в Старую Русу с дружинниками, но — без Первуши. Его Ратимил с разрешения Нежданы отправил к матери:
— На тебе все заботы, сын. Береги мать, научи братьев тому, чему я тебя учил, выдай сестер замуж. Ты — старший в роде своем, так и передашь матери вместе с последним поклоном.
Горечь прощания отца с сыном прошла как-то мимо и чувств, и сознания Нежданы и Сигурда. Они были во власти своей любви, которую открыли только для себя, ради которой нашли в себе силы преступить вековые законы и обычаи. Они выделились из всего окружающего, оставаясь в нем лишь какой-то внешней своей сущностью, строго не допуская в мир внутренний ничего постороннего. Они ощущали себя как некое отдельное целое в общем целом, как яйцо в курице, свято оберегая свою любовь от всех окружающих. Их любовь была повязана прочными узами тайны, разглашение которой в самом лучшем случае завершилось бы позором и изгнанием, и это увеличивало цену их личного выбора.
— Мы уходим, варяг, — сказал Одинец, решив вернуться к прежнему обращению. — Покушение на свободу князя Воислава сделало нас свободными от всех обещаний, хотя тебя это не касается. Нам не по силам защитить землю кривичей, но мы будем защищать ее народ. Прощай, варяг, и постарайся никогда не встречаться с нами. Урмень не обнажит меч против тебя и Нежданы, но все же не пересекайте нашей дороги.
С этим он и ушел. Он был убежден, что Сигурд никому не скажет о его посещении, но все-таки избегал не только троп, но и открытых мест, держась глухомани, болот и чащоб. Для него не существовало ни своих, ни чужих лесов, любой лес всегда был только лесом, который он знал, понимал и считал самым надежным из всех убежищ.