Северная корона (Смирнов) - страница 10

— Мне пора.

— Не пущу, моя… беленькая… Будешь со мной. — И он крепко обнял ее.

— Пустите!

Она вырывалась, сразу протрезвев, а он задул лампу.

В палатке было темно, только сквозь фигурные вырезы печной дверцы проскальзывали огненные блики, выхватывая из мрака ножку трофейного стула, угол столика, железную спинку кровати.

Когда дрова прогорели и блики пропали, Наймушин встал и дрожащими руками зажег лампу.

Он ласково погладил Наташу по шее, провел ладонью по щекам: они были мокры от слез.

Она плакала с закрытыми глазами, и это почему-то поразило Наймушина. Он вздохнул, поцеловал ее. Она подняла набрякшие веки и еле слышно спросила:

— За что вы так со мной?

— Наташенька, милая…

— Не прикасайтесь!

Наташа направилась к выходу. Наймушин сделал за ней несколько шагов и остановился в раздумье: «Догнать? После происшедшего лучше пока не лезть. Пускай побудет одна. А завтра… Утро вечера мудренее, именно: мудренее».

Объявился Папашенко, сунул чурку в печь. Наймушин, запустив пятерню в волосы, глухо сказал:

— Еще надо выпить. Есть?

Папашенко замялся:

— У меня лично нет. Но у замполита коньячок… Вещички-то его у нас…

Наймушин собрался обругать ординарца и не обругал, а только процедил:

— Отставить. Сооруди чай.

Неотрывно смотрел на тень ординарца, изгибавшуюся на стене, и вяло думал: «Это еще повезло, что Орлова на сборы в политотдел вызвали. Был бы здесь — мне б не поздоровилось. Да и так пронюхает. С таким замполитом влипнешь… Что-то придется предпринять. И девчонке можно судьбу покалечить. Спирт попутал…»

Не дождавшись чая, он ткнулся носом в подушку и уснул. Папашенко стянул с него сапоги, накрыл одеялом и тоже начал готовиться ко сну.

В печурке постреливало полено, ветер стегал ветвями по брезентовому верху — палатка мягко покачивалась, в горле у комбата булькало, словно он набрал воды и по-мальчишечьи забавлялся.

3

— Подъем! — заорали над самым ухом.

Пощалыгин закряхтел да поплотнее укутался шинелью. Сергей приподнялся на локте, отвернул края пилотки, которую перед сном натянул на уши, чтобы теплей было. Командир отделения Сабиров в нательной рубахе сновал между лежащими телами и, наклоняясь, кричал: «Подъем!»

Бойцы, позевывая, потягиваясь, вставали, вытряхивали шинели, перематывали портянки. Отрывисто, лающе, как при коклюше, кашлял взводный Соколов, затягиваясь самокруткой. Рубинчик кулаком протирал глаза:

— Я вас спрашиваю, зачем так рано будить? Сон для нервной системы — прежде всего.

Занимался серенький, тусклый рассвет. На востоке небо порозовело, на западе было угрюмое, мглистое. Похоже, обложили тучи. Между деревьями повис клочковатый туман; ветви и стебли отяжелели от обильной росы. Каждый след на траве отпечатывался, как на снегу.