— Ума не приложу, что посоветовать… Может, согласиться и… быть с ним? Женой стать? История была с моей подругой до войны… То же произошло. Ну, его прижали, женился. И, поверишь ли, впоследствии великолепная семья склеилась. Душа в душу. Дети пошли… Что ж ты молчишь? Если Наймушин не сдержит обещания, я мужу пожалуюсь. Роман Прохорович его в политчасть вытащит… Не надо? Ну не надо. Тогда скажи: у тебя хоть капелька чувства есть к Наймушину?
— Не знаю, — оказала Наташа. — Я ничего не знаю…
Всю ночь шелестел дождь — так шелестят бумагой. Шалаши не спасали: с потолка капало и текло. С полуночи Сергей не спал, ворочался: мокро, зябко. Чтобы согреться, укрывался с головой. Под боком почмокивал Пощалыгин, во сне обнимался. Сергей отпихивался, но тот лез сызнова.
С рассветом Сергей высунулся из шалаша и обрадовался: дождя не было и в помине, последняя туча отступала на север, подсвеченная зарей. Вразнобой чиликали пичуги. Сергей юркнул в шалаш — там все еще капало с потолка — и затряс Пощалыгина:
— Подъем, подъем!
— Чего тебе? — Лицо у Пощалыгина заспанное, помятое.
— Вылезай, погляди: утро замечательное!
— Из-за того разбудил! Твоя соображай есть? Я б дополнительно придавил полчасика. Сон мировой видал!
— То-то ко мне с объятиями… Не давал спать.
— А что? Точно! Аннушка привиделась. — Пощалыгин хохотнул, но блеклые с нахалинкой глаза — Сергей не поверил себе — были грустны. — Аннушка! Была когда-то бабенка. Огонь! Во как!
— Ладно, — сказал Сергей. — Вынесем-ка шинели. Обсушиваться будем.
Карабкаясь, солнце уменьшалось, но чем оно было выше, тем сильнее шел пар от земли, ветвей, одежды. Солдаты блаженно щурились, подставляя лучам то спину, то грудь.
Готовились к Первомайскому празднику. Достраивали шалаши, посыпали дорожки привезенным с речки песком, мастерили вокруг расположения изгородь, драили оружие, обувь и пуговицы, подшивали выстиранные подворотнички, стриглись и брились.
Пожалуй, один Чибисов не успел привести себя в порядок засветло. С утра он в шалаше замполита писал лозунги. Вытянув от усердия жилистую шею, водил кисточкой по меловому листу, а тщедушный и большеухий Караханов, расстегнув ворот, через плечо Чибисова заглядывал в лозунг:
— Значит, и этот готов? «Наш фронт и тыл едины!» Очень отлично! Еще что имеется? Имеется: «Да здравствует Первое мая — международный праздник трудящихся!» Имеется: «Освободим родную землю от немецко-фашистских захватчиков!» Хватит, как считаешь?
— Можно еще один лозунг, товарищ старший лейтенант, — оказал Чибисов. — Я предлагаю: «Воин, будь смелым и стойким — и ты победишь!» С восклицательным знаком на конце.