Школа Киоко тоже казалась гораздо более спокойной и таила меньше опасностей, чем моя. Интересно, это получалось из-за культурных традиций или просто Киоко относилась к тем умным, красивым и популярным людям, которые легко плывут по жизни, избегая проблем, мучающих простых смертных?
Да нет, пожалуй.
Она была обычной девчонкой, не привлекающей к себе особого внимания и не выделяющейся из толпы.
Я вдруг понял: мне нравится то, что я мало знаю о жизни Киоко. В какой-то степени она была чистым листом, на который я, в зависимости от настроения, мог проецировать собственные нужды, желания и стремления.
Наши письма регулярно летали с континента на континент, а в одну особенную субботу я получил сразу три и был счастлив всю следующую неделю.
Несмотря на пробелы в моих представлениях о Киоко — а может, благодаря им, — она стала значить для меня гораздо больше, чем я предполагал или рассчитывал. Конечно, она все еще оставалась дублером моей обожаемой мисс Накамото… но уже выступала как самостоятельная личность пусть не наяву, но уж точно в письмах. Она мне нравилась и, как ни странно, была моим лучшим и самым близким другом. Я мог рассказать ей что угодно, не опасаясь насмешек или осуждения.
Я осмелел в своих письмах, в своей лжи. Президент США — кузен моей матери. Возможно, я скоро прилечу в Японию, потому что мой отец изобрел сверхсекретную фотокамеру, в которой чрезвычайно заинтересовано японское правительство. Я завоевал первое место в своей возрастной группе на чемпионате по серфингу в Хантингтон-Бич и вскоре выступлю вместе с сильнейшими серфингистами в финале чемпионата средних школ штата.
Однако в моей реальной жизни дела шли далеко не так здорово. Отца снова задержали за вождение в пьяном виде, а драгоценного Тома вместе с парочкой безбашенных друзей поймали, когда они громили дом одного из соседей. Что посеешь, то и пожнешь, говаривала моя бабушка, и из этого следовало, что моей вины в их бедах нет, однако каким-то образом во всем обвинили меня. Я стал козлом отпущения. И хотя я ничего плохого не сделал, мать на меня наорала, отец прочитал совершенно бессмысленную и лицемерную нотацию, а потом на целую неделю лишил прогулок и телевизора.
Я фантазировал, как разобью отцу башку камнем, отравлю крысиным ядом еду матери и буду спокойно смотреть, как она, корчась в агонии, блюет кровью.
А в школе я ввязался в свою первую драку. Вернее, почти ввязался. Брик Хейуард, здоровый и тупой второгодник, как-то на перемене решил меня избить. Брик пользовался дурной репутацией, но я никогда не учился с ним в одном классе, и наши дорожки никогда не пересекались. А тут ему показалось, что утром в библиотеке я косо на него посмотрел, и он решил меня проучить. Брик поймал меня на игровой площадке у питьевых фонтанчиков и, сжав кулаки, потребовал: