Правда, иногда, чтобы ее не будить, шел варить кофе в пижаме и халате. Так было и позавчера; с тех пор он к шкатулке не прикасался.
— Нет ли у вас книги по пчеловодству?
В лавку только что вошел двенадцатилетний мальчик: голос решительный, лицо испещрено веснушками, медно-рыжие волосы искрятся на солнце.
— Собираешься разводить пчел?
— В огороде на дереве я нашел рой, и родители разрешили мне на свои деньги построить улей.
Иона тоже был светло-рыжим, его переносицу тоже испещряли веснушки. Но в возрасте этого мальчика он уже носил очки с такими же толстыми, как сейчас, стеклами. Он иногда задумывался: может, из-за близорукости он видит людей и предметы не так, как другие? Этот вопрос занимал его. Он, например, прочел, что животные из-за особенностей зрения видят нас не такими, какие мы есть на самом деле: для некоторых из них мы выглядим в десять раз выше, почему их так и пугает наше приближение. Не происходит ли то же самое с близорукими, даже если их зрение более или менее выправлено с помощью очков? Без очков мир представлялся ему светлым облаком, в котором плавают настолько воздушные формы, что он даже сомневался, можно ли их потрогать.
Через очки же он видел предметы и лица словно под лупой: ему казалось, что они выгравированы резцом.
Жил ли он из-за этого в каком-то особенном мире?
Неужели очки, без которых он мог передвигаться лишь на ощупь, служили барьером между ним и окружающим миром?
На полке с книгами про животных он нашел книгу о пчелах и ульях.
— Эта подойдет?
— А она дорогая?
Иона посмотрел на цену, написанную карандашом на задней стороне переплета.
— Сто франков.
— Вы мне ее дадите, если я половину заплачу через неделю?
Иона не знал мальчика. Он был не из их квартала, а, по-видимому, из деревни; мать его, наверное, привозила на рынок овощи или кур.
— Забирай.
— Спасибо. Я обязательно приду в следующий четверг.
И на солнечной улице, и в тени рынка состав покупателей незаметно изменился. Рано утром это были главным образом простые женщины, приходившие за покупками, перед тем как отвести детей в школу. Кроме того, это был час гостиничных и ресторанных грузовиков.
К девяти, а тем более к десяти часам покупательницы были одеты уже лучше; в одиннадцать попадались и такие, что приводили с собой прислугу, которая несла за ними покупки. Стружка в канаве уже утопталась, став из золотистой — коричневой и липкой; она перемешалась с ботвой лука-порея и моркови, с рыбьими головами.
Джина не взяла с собой ни одежды на смену, ни белья, ни даже плаща, хотя ночью было еще свежо. С другой стороны, если она намеревалась остаться в городе, разве хватило бы у нее дерзости взять самые ценные марки?