После семи вечера автобусов ни в Бурж, ни в другие места уже не было; только в восемь пятьдесят две проходил скорый на Париж да в девять сорок — пассажирский из Мулена. На вокзале ее знали, но Иона не осмелился пойти туда и расспросить. Было слишком поздно. Он дважды упомянул про Бурж, и теперь ему приходилось держаться этой выдумки.
Почему он так поступил — Иона не знал. Не из-за боязни показаться смешным: все вокруг, не только на Старом Рынке, но и в городе знали, что до замужества у Джины были многочисленные любовники. Не следовало также забывать, что и после замужества она неоднократно убегала из дому. А может, это стыдливость заставила его ответить сперва Ле Буку, а потом Палестри: «Она уехала в Бурж»? Стыдливость, родившаяся из робости? То, что происходило между ним и Джиной, никого не касалось, и он считал себя последним, кто имеет право говорить об этом. Если бы марки не исчезли, он ждал бы весь день, потом ночь в надежде, что она вот-вот вернется, словно сбежавшая собачонка.
Спальня была не прибрана, шкатулка не закрыта; он поднялся и убрал постель так же методично, как прежде, когда был холостяком и обходился без постоянной прислуги. Джина появилась в доме именно как прислуга. До нее у него убирала старая Леони, в свои семьдесят лет еще работавшая ежедневно по восемь-девять часов в разных домах. У нее страшно опухали ноги. В последнее время она с трудом поднималась по лестнице; дети Леони, жившие в Париже, не собирались брать ее к себе, и доктор Жублен устроил старуху в богадельню.
С месяц Иона оставался без прислуги, но это его не очень беспокоило. Он, как и все вокруг, знал Джину: встречал на улице, иногда продавал ей книги. В то время она вела себя с ним вызывающе, как, впрочем, со всеми мужчинами, и он краснел всякий раз, когда она входила к нему в магазин, особенно летом: ему казалось, что она приносит с собой слабый запах подмышек.
— У вас все еще никого нет? — спросил однажды утром Ле Бук, когда Мильк пил кофе.
Он никогда не мог понять, почему Ле Бук, как и другие соседи, обращался к нему на «вы», хотя между собой все они были на «ты» и называли друг друга по имени.
Его, однако, не называли ни «Мильком», считая, что это не имя, ни «господином Мильком», а почти всегда «господином Ионой». А ведь он с двух лет жил на площади, рядом с мясной лавкой Анселя; это ведь его отец переоборудовал рыбный магазинчик «Прилив и отлив», которым владеют теперь Шеню. Дело было и не в том, что он посещал не коммунальную школу, как большинство, а сперва частную, затем лицей. Ведь отца-то его они тоже звали «господин Константин».