Накануне она так лежала в кровати мсье Гира. Он присел на край, чтобы снять носки, потом босиком подошел к печке, прикрыл ее наполовину и снял с нее горячий кофейник.
Наконец, бросив искоса последний взгляд на окно, он опустил серый лист бумаги и погасил лампу. Скрипнули пружины кровати. С шоссе донесся грохот: это лионский грузовик-экспресс с восьмитонным грузом промчался со скоростью сто километров в час. Грохот утих, а чашка еще вздрагивала на блюдце.
Прошел целый час, пока дыхание мсье Гира стало ровным. Рука свесилась с кровати. При каждом выдохе губы его приоткрывались, издавая “пфф…”, и вздрагивали нижние волоски усов.
Он еще крепко спал, как всегда по утрам, а служанка поднялась в шесть часов, прихлопнула трезвонивший будильник и оделась, не умываясь; глаза ее опухли от сна, во рту стоял неприятный привкус. Она шла в молочную лавку, чтобы навести там чистоту и расставить бутылки с молоком у дверей обитателей дома.
«Смелей!» — повторял мсье Гир про себя.
А вслух бормотал, пробираясь сквозь толпу:
— Извините… извините…
Шел проливной дождь, и поэтому надо было не только пробить себе дорогу, но еще и маневрировать зонтиком среди других бесчисленных зонтов. В трамвае мсье Гиру пришлось отвести далеко в сторону руку с зонтиком, так как шелк промок насквозь.
«Смелей!»
Инспектор сидел прямо перед ним, это был уже не маленький бородач, а тот, что проводил время в привратницкой. Мсье Гир посмотрел на него, не дрогнув. Раздался звонок, и трамвай тронулся к Парижу. Мсье Гир, несмотря на унылую погоду и мрачные лица пассажиров, сидел на трамвайной скамейке расправив плечи и выпятив грудь, как вчера, когда играл в кегли. Из-под густых, черных, как тушь, бровей он метал такие грозные взгляды, какими обычно пытаются усмирить расшалившихся детей. Когда к нему подошел кондуктор, он величественным жестом снял перчатку, вытащил из кармана бумажник, а из него — пачку талонов.
«Смелей!»
У Порт д'Итали он пренебрег обычной поездкой в метро и уселся в автобус, при этом в салон первого класса, в то время как инспектор остался на площадке. По мере приближения к цели его охватывало головокружительное нетерпение. На площади Шатлэ мсье Гир буквально выпрыгнул из автобуса и бегом пустился по набережной Орфевр.
«Смелей!»
Только оказавшись на пыльной широкой лестнице полицейского управления, он расправил повестку с вызовом на завтрашний день и прочитал имя комиссара.
— Где мне найти комиссара Годэ? — спросил он тотчас же у курьера.
При этом мсье Гир метнул на того убийственный взгляд, нетерпеливо вздохнул, потоптался на месте с видом человека, у которого вовсе нет времени, чтобы тут торчать, и которого требуется принять немедленно.