Может быть, именно тогда у Луи началась его подлинная жизнь — жизнь, уготованная ему судьбой.
Прежде он ничем не отличался от других, был неухоженным ребенком, всегда покрытым коростой, что, впрочем, не имело значения, поскольку никому и в голову не приходило приласкать его. Пребывание в лефарлеской школе на нем никак не сказалось. Все тот же подозрительный, обидчивый подросток, не слишком способный, но и не бездарный ученик столяра. А потом…
Теперь все это приобрело совсем иной смысл. Забытые проступки, на которые прежде не обращали внимания и которых никто не опасался, были тщательно выисканы, как отыскивают отдельные части ребуса для восстановления картины в целом, и по-новому оценены.
В течение месяца Луи не ведал об этих поисках. Его только раз привели к следователю, и свидание оказалось кратким.
Следователя звали Моннервиль, точнее — де Моннервиль. Это был сухой, исполнительный чиновник, настолько усердный, что даже не нашел времени поднять глаза на Луи.
— Я вызвал вас, чтобы официально объявить вам о предварительном заключении по обвинению в убийстве, краже, подлоге, использовании поддельных документов и мошенничестве.
Он читал. Он боялся что-либо упустить.
— Согласно закону, отныне вы можете давать показания в присутствии вашего адвоката.
Луи не отвечал. Де Моннервиль поднял наконец голову и мельком, без всякого интереса, взглянул на него, как будто хорошо знал прежде, хотя и видел впервые.
— Прошу назвать фамилию вашего адвоката, — повторил он скучным голосом.
— А кто ему заплатит?
— Вы, разумеется.
— А мне вернут деньги, которые забрали при аресте?
Даже для ответа на такой простой вопрос де Моннервилю понадобилось заглянуть в свои папки.
— Деньги возвратят, если будет доказано, что они принадлежат вам.
Луи вызывающе передернул плечами.
— Итак?
— Я не буду нанимать адвоката.
— Тогда я обращусь в совет корпорации адвокатов, и вам назначат его официально.
При последних словах он подал знак конвоиру, сидевшему рядом с арестованным, и Луи был выведен из кабинета, так и не разглядев, какого цвета глаза у следователя.
С тех пор, стоило открыть дверь его камеры, Луи спрашивал:
— Опять следователь вызывает?
В конце концов надзиратель сказал ему:
— Вот ты все жалуешься, что следствие затянулось, а для тебя лучше, чтобы оно тянулось подольше.