— Эта консьержка здесь? — спросил мэтр Луазо.
— Нет. Она умерла в своей родной деревне, куда уехала под конец жизни…
— Иными словами, дать показаний она не сможет, что должно вас устраивать. До сих пор вы выставили двух заросших грязью, совершенно деградировавших пьяниц, затем человека, живущего с чаевых, а теперь покойницу.
Кто будет вашим следующим свидетелем?
— Всему свое время, — прошептал Мегрэ, набивая табаком новую трубку.
Адвокат посмотрел на часы, которые, очевидно, как и часы Мегрэ, показывали шесть часов десять минут. Это был еще молодой человек, старавшийся придать себе важный вид. Он пружинистым движением встал на ноги:
— Вы закончили с моим клиентом, комиссар?
— Не знаю.
— Я вынужден уйти, потому что через двадцать минут у меня назначена встреча, и я не могу ее пропустить.
Комиссар развел руками, как бы говоря: «Это ваше дело».
Луазо обратился к Маоссье:
— Один добрый совет. Если он снова будет задавать вам вопросы, не отвечайте. Это ваше законное право.
Никто не, может заставить вас отвечать.
Маоссье не шелохнулся. Он стал менее важным, менее агрессивным. Можно было сказать, что он начал осознавать серьезность своего положения, а также то, что его адвокат озабочен лишь тем, чтобы как можно более выгодно подать себя.
Мэтр Луазо вышел с тем же важным видом, с каким вошел. Как бы между прочим Мегрэ произнес:
— Один добрый совет. Если вы предстанете перед судом, смените адвоката. Этот лишь разозлит судей и присяжных… — Сделав небольшую паузу, он продолжил: — Вы действительно имеете право отказаться отвечать на мои вопросы, но в глазах многих это будет выглядеть признаком, если не признанием вины. Я не буду вам больше задавать вопросов, но вы, если захотите, сможете в любой момент прервать меня…
Комиссар внимательно смотрел на Маоссье. Ему казалось, что собеседник куда менее агрессивен, чем в Ла-Боле и чем в начале этого допроса. Сейчас он выглядел скорее большим ребенком, продолжающим дуться, хотя ему этого больше не хочется.
— Комиссар Пьедбёф был прекрасным офицером полиции, однако он не старался выяснить истину во что бы то ни стало. Кстати, родинка у Нины Лассав была на левой щеке?
— Это ловушка?
— Нет, что вы. Дело, которое вел мой коллега, достаточно четко доказывает, что вы были любовником этой женщины.
— Консьержка умерла.
— Но ее показания остались. У меня здесь есть протокол очной ставки между вами и ней. Вы с вызовом спросили: «Как вы узнали мою фамилию?» Были убеждены, что она не ответит. А вот что она сказала: «Однажды днем я сидела в своей комнате вместе с подругой, которая иногда заходит ко мне попить чаю. Могу дать вам ее имя и адрес. В какой-то момент этот человек (она указала на вас) прошел под аркой, и мы четко рассмотрели его лицо через стеклянную дверь. Подруга удивилась: „Надо же! Мой маляр… Этот парень красил мою кухню и клеил обои в столовой. Его зовут Луи Маоссье, он работал в фирме, находящейся на бульваре Батиньоль…“