– Я настаиваю, я требую немедленно позвонить моему адвокату… Вы не имеете права… Никто не имеет права…
Видимо, судьба распорядилась так, чтобы этот день закончился совсем уж гротескно. Звонок. Еще звонок. Мегрэ подходит к дверям и открывает.
– Прошу прощения… А где же моя приятельница?
Раздраженная дама в возрасте, за ней долговязый робкий молодой человек. Она удивленно взирает на странных посетителей, застывших посреди гостиной. Потом замечает г-жу Ле Клоаген и с восторженной улыбкой устремляется к ней.
– Антуанетта, милочка! Представляешь себе, из-за этой грозы…
Гостья останавливается как вкопанная. На руках, которые она собиралась сердечно пожать… Возможно ли?.. Наручники!
– Но… но…
Она поняла. Эти люди – полицейские. И она, урожденная Каскюран де Немур, чуть ли не женила сына на…
– Идем, Жермен. Это… это…
Дама никак не подберет слово, которое достаточно полно выразило бы ее негодование. Это ловушка! Это… Не хватает только журналистов и фотографов! Что если ее задержат и завтра ее имя появится в газетах?
К счастью, ей дают беспрепятственно выскочить на площадку и ринуться вниз по лестнице, таща за собой сына.
Указательным пальцем Мегрэ уминает табак в трубке и в последний раз оглядывает место действия, затем Люкаса, Жанвье.
– Двинулись, ребята.
Маленькая старушка побаивается, что о ней забыли, но комиссар успокаивает ее. Нет, нет, он помнит о ней!
– А вас, сударыня, если позволите, я отвезу на такси.
С нею он нежен, как со старенькой мамой.
У Мегрэ бывают странные минуты, когда, вот как теперь, он с откровенным сибаритством предается плотским радостям, но в то же время мозг его напряженно работает и духовные силы доведены до предела.
Несмотря на грозу, ночь теплая, и все полукруглые окна большой пивной на бульваре Клиши открыты. На террасе, у самого входа в пивную, сидят двое мужчин. С одной стороны – залитый жарким светом зал, суета официантов, оживленные группы ужинающих; с другой – пустые столики под провисшим от воды тентом, две девицы перед пустыми рюмками и нескончаемый дождь, которым сменился недавний ливень. А дальше зона тьмы, где по мокрому асфальту, как конькобежцы, скользят такси, площадь Бланш с ее неоновыми вывесками и яркий отблеск безостановочно вращающихся крыльев «Мулен-Руж».[2] Чередование дождя и свежего ветерка, кончающегося лета и парижской осени…
Двое мужчин доели луковый суп с гренками, официант ставит перед ними солидные порции сосисок с кислой капустой и новые кружки с пивом. Откуда-то доносятся обрывки музыки. Старик наслаждается каждым глотком, каждым запахом, каждой секундой этого неповторимого часа и, поднимая глаза на комиссара, всякий раз делает это с извиняющимся видом.