Немного ошеломленная таким поворотом событий, Кэтрин спросила себя, почему повитуха обратилась к ней с этим предложением. Ведь остальным своим клиентам она ничего подобного не говорит?
– Оливер попросил тебя взять меня под свое крылышко? – подозрительно поинтересовалась она.
– Ха! – фыркнула Этельреда. – Узнай он, что я собираюсь тебя учить, он порвал бы свою кольчугу. – Нет, если уж я и беру тебя под крылышко, то не только для твоей пользы, но и для своей.
Она подняла с колена трясущуюся руку и с трудом пошевелила пальцами.
– Взгляни. Все было в порядке до удара, который приключился со мной в холода последней зимой. Тело слабеет. Я родилась в год великой битвы при Гастингсе, вот и выходит, что теперь мне три раза по две дюжины и еще десять. Будет чудом, если мне удастся дожить до четырех полных дюжин, а у меня нет ни дочери, ни родни, кому я могла бы передать свои знания. А коли не удастся мне найти никого вскорости, они умрут вместе со мной.
Кэтрин выслушала все это и слегка испугалась. Ее всегда влекло к себе двойное умение повитухи и целительницы-знахарки. Может быть, из-за тайны, из-за могущества, которое знание давало их владелице. А может быть, ей просто хотелось чувствовать себя менее уязвимой.
– Но почему Оливер станет возражать?
Этельреда снова фыркнула.
– Он мужчина, и как все мужчины опасается женских дел. Кроме того, он боится.
– Боится? – заморгала Кэтрин.
– Его жена умерла в родах. Она мучилась три дня, и ни я, ни кто другой не могли спасти ее. Устье ее лона не раскрылось, поэтому нельзя было даже извлечь ребенка по кусочкам, чтобы спасти жизнь матери. В конце концов пришлось сделать кесарево сечение, когда она уже умерла. – Повитуха покачала головой. – Он едва пережил это.
– Я знала, что его жена умерла, – проговорила Кэтрин дрожащим голосом, – но как это произошло, я не знала.
– Теперь знаешь, и молчи, – Этельреда предостерегающе подняла указательный палец. – Я не сплетница, разносить слухи – не мое дело. Повитуха должна держать рот на замке, как священник после исповеди, за исключением редких случаев. Вот таких, как сейчас. Молодой господин Оливер терпит меня из-за семейных традиций и благодаря старой привязанности, но он не любит ни повитух, ни женских дел. Сейчас, правда, он ведет себя получше, чем в детстве, но все еще очень стесняется.
– Я ничего не скажу.
Кэтрин вспомнила, как в Пенфосе рыцарь утешал умирающую Эмис. Как тяжело, наверное, ему было, если учесть, что произошло с его женой…
– Ну, так, – отрывисто проговорила Этельреда. – Ты все еще хочешь учиться?