— Пожалуйста, вот пепельница. А ну-ка и я затянусь табачком. Надеюсь, не помру от одной сигареты.
Скосив глаза на часы, я увидел, что стрелки приближаются к четырем. Директор затянулся глубоко и затушил сигарету, сдавив огонь подушечками большого и указательного пальцев. И не обжегся.
— Нет уж, видно, откурил свое куряка! — он засмеялся, приглашая и меня поиронизировать над его старческой немощью. — Да-а, Виктор Андреевич, время, время, время. Кого хочешь берет за грудки. Оглянешься, бывает, назад: иных уж нет, а те далече. Да и самого себя прежнего не сразу угадаешь… Поверите ли, лет десять тому вызвали меня на ковер к самому…
Что-то там какой-то прорыв у нас образовался, уж не помню. Но разнос, да, разнос, мне был страшнейший.
Как обычно — не положить бы вам билет на стол, не предстать бы вам перед судом, — весь набор. А я, прежний-то, десятилетней давности, битый и катаный, затрясся весь от обиды и ему кричу: а кто вы такой, кричу, чтобы меня пугать! Вы кто — народ? Это я-то, смирный и добродушный, самый покладистый из директоров. И он опешил, а, опешив, вскорости и утих.
Бурю пронесло — сколько их над моей головой проносило, не счесть. А я цел и относительно невредим…
И вот в прошлом месяце опять побывал я в том кабинете, у того же товарища, между прочим, как раз по поводу этого вашего злосчастного узла. Боже мой.
Как все изменилось. Поднимается мне навстречу совсем другой человек обходительный, какой-то тщедушный. И я сам, чувствую, качусь к нему этаким сдобным колобком. Встали мы друг перед другом, глазами хлопаем, оба все понимаем. Он мне говорите «Федор Николаевич, милый вы мой, хорошо, что не надо нам теперь топать ногами, а то ведь, глядишь, рассыпемся оба в прах». Поздравил меня предварительно, обнялись от полноты чувств, а больше по нынешней моде, — и разошлись. Время! Всего-то десять лет не прошло.
Я взглянул на часы — вот это класс! Не иначе школа Перегудова. Директор укладывался к четырем часам тютелька в тютельку. Действительно, время, время! Оставалось всего шесть минут. Значит, мое ответное слово вообще не планировалось.
Федор Николаевич мечтательно разглядывал книжные полки, белые брови сомкнулись на переносице.
Потом, как бы спохватившись, виновато заморгал, обратился ко мне:
— Извините мою болтливость, Виктор Андреевич.
Обрадовался гостю. Вижу, интеллигентный человек, работает под началом моего друга… Да, чтобы уж не забыть… Узел этот. Наладим! Передайте Владлену Осиповичу — наладим. Но сами понимаете — нужно время… Новые проверки, испытания, да что я вам толкую, вы же не мальчик.