— Вот, пожалуйста! — обратилась ко мне Зина. — Все ему не так, все не нравится. А что надо? За столько лет первый раз отдыхаем по-человечески, а он нервы треплет и себе и нам. Скажите хоть вы ему.
Что я мог сказать?
У человека цех который день без присмотра, а его везут часовней любоваться. С ума сойдешь.
Из-за стола мы поднялись все вместе.
— Сейчас к нам зайдем, Виктор, — сказала Зина.
— Зачем?
— Припудрить надо ваши синяки и шишки.
— А-а?
— Надо, надо! — согласно закивал начальник смены. Чуть приотстав и придержав меня за локоть, добавил: — Вы, если что, имейте в виду. Помочь если… — и он сунул мне под нос громадный кулак, который на глазок весит килограмма четыре, не меньше. — Если что, не стесняйся. Земляки мы все же…
— Спасибо.
Из номера Кирсановых я вышел, белея щеками, похожий на клоуна перед выходом на манеж. Зина, добрая душа, не пожалела французской пудры.
От себя дозвонился до Капитанова. Поздоровались, обменялись замечаниями о погоде.
— Я через часик подъеду, Владимир Захарович.
Нельзя ли, чтобы опять Шура меня сопровождала?
— Я думал, вы уже отчет пишете.
— Нет еще.
— Что-нибудь новенькое откопали?
— Ничего новенького, все старенькое.
— Ну, ну, Порецкая вас встретит у проходной.
Вот это любезность. Надо так понимать, что нечего мне лишний раз к нему вваливаться. Он, дескать, занятой человек.
Шурочка ждала меня на скамеечке около основного здания. Нынче на ней джинсы и светлая блузка, соблазнительно не застегнутая на верхние пуговицы.
Шуре понравился мой напудренный вид.
— Погуляли вчера? У нас, кто ни приедет, обязательно гуляет первые дни. И вы такой же.
— Я, Шура, с лесенки упал в темноте.
— С какой же это лесенки?
— Так я ведь лунатик. А ночью слышу вроде крики: «Пожар, пожар!» Я бегом на чердак, чтобы тушить. Мало ли, может, там дети или домашние животные, спасать ведь надо. Когда по ступенькам-то скатился, только и проснулся. Лунные ночи для меня пытка.
Шура слегка зевнула, прикрыв алый ротик белой ладошкой.
— Виктор Андреевич, не стыдно вам такую чепуху выдумывать? Я же не маленькая.
— У вас, наверное, есть жених, Шура?
Этот вопрос она оставила без ответа, поднялась и пошла к входу. Джинсы фирмы «Ли».
— А куда мы идем? — спросил я.
— Да, куда?
— К Давыдюку, — сказал я, — и только к нему.
Еы его знаете?
— Я всех знаю в нашем отделе.
Опять — холл, лифт, пустынный длинный коридор, третий этаж. Как-то они все раскиданы по разным этажам, для конспирации, что ли?
Давыдюк Викентий Гаврилович — в списке номер три — багроволикий грузный мужчина, со стекающими по коже к шее склеротическими трещинками, лысый, потный, одышливый. Такому взять больничный — раз плюнуть. Узнав, кто я, неприязненно хмыкнул и велел подождать в коридоре, пока он освободится. Занят Давыдюк был тем, что с глубокомысленным видом стоял у вакуумного насоса и стряхивал на пего пепел от сигареты. Ничего не поделаешь, вышли мы с Шурой в коридор и сели на два стульчика под табличкой «Не курить».