Гюнвальд Ларссон размахивал перед лицом своими ручищами. Он не терпел никотина, и табачный дым его раздражал.
– Меня очень интересует эта свинья Ассарссон, – сказал он.
– Я вспомню, – сказал Меландер.
– Еще бы. Если раньше не умрешь от рака легких. – Гюнвальд Ларссон поднялся и подошел к Мартину Беку. – Откуда этот Ассарссон брал деньги?
– Не знаю. Что делает его фирма?
– Импортирует разные вещи. От подъемных кранов до искусственных рождественских елок. Я выяснил, какой налог за последние годы платили эти господа и их фирма.
– И что?
– Приблизительно третью часть того, что вынуждены выкладывать я или ты. А когда вспоминаю, какой вид имеет квартира вдовы Ассарссона, то у меня чешутся руки привести ревизора в их лавочку.
– А чем ты будешь мотивировать свое желание?
– Не знаю.
Мартин Бек пожал плечами. Гюнвальд Ларссон пошел к двери, но на пороге остановился и сказал:
– Тот Ассарссон был хорош гусь. И его братец, наверное, не лучше.
Сразу же после этого в дверях появился Колльберг. Он был какой-то уставший, глаза у него покраснели.
– Что ты теперь делаешь? – спросил Мартин Бек.
– Целую ночь слушал записи разговоров Стенстрёма с Биргерссоном, убившим свою жену.
– И что?
– Ничего. Абсолютно ничего. Если я чего-то не пропустил.
– Всегда можно что-то пропустить.
– Очень утешительное замечание, – сказал Колльберг.
Мартин Бек положил локти на стол и подпер руками голову.
Была уже пятница, восьмое декабря. Прошло двадцать пять суток, а следствие стояло на месте. Были даже определенные признаки, что оно рассыпалось. Каждый крепко цеплялся за свою соломинку.
Меландер вспоминал, где и когда он слыхал имя Нильса Эрика Ёранссона.
Гюнвальд Ларссон размышлял, как братья Ассарссоны зарабатывали деньги.
Колльберга интересовало, каким образом психически ненормальный убийца своей жены Биргерссон мог повлиять на Стенстрёма.
Нурдин пробовал найти какую-то связь между Ёранссоном, убийством в автобусе и гаражом на Клуббаккен.
Эк так углубил свои технические знания о красном двухэтажном автобусе, что практически с ним можно было говорить о циркуляции тока в любом его проводе.
Монссон воспринял неверную теорию Гюнвальда Ларссона, что Мухаммед Бусси мог играть основную роль в этом деле, потому что был алжирцем, и систематически допрашивал всю арабскую колонию в Стокгольме.
Сам Мартин Бек размышлял только о Стенстрёме – что он делал в автобусе, не следил ли случайно за кем-то и не тот ли, за кем он следил, застрелил его. Этот путь не казался убедительным. Ибо как опытный полицейский мог допустить, чтобы его застрелил тот, за кем он следил? Да еще в автобусе?