Он не мог, с одной стороны, заплатить неблагодарностью добрым людям, с другой — не мог расстаться с Галькой, не мог ни за что. Последний довод ударился в его мысли с необычайной силой… Он до крови закусил губу, потом тряхнул головою, точно сбрасывая непосильную тяжесть с плеч, и не то простонал, не то прокричал резко:
— Я с Галькой хочу вместе.
А затем круто повернулся на каблуках и стремительно выскочил за дверь.
Орля не бежал, а мчался, едва касаясь земли. Мчался по комнатам, по саду, по дороге. Мчался по лесной тропинке, начинавшейся сразу за домом, мчался не оглядываясь, изо всех сил, точно огромная толпа преследователей гналась за ним по пятам. Стыд, мучительное чувство причиненной им неблагодарности гнало его куда-то. Куда — он и сам не знал. Мысли вихрем неслись у него в голове, мысли, бросавшие его в краску, стыд и негодование.
«Хорош гусь — нечего сказать… Отплатил господам за хлеб, за соль!.. — слышал точно Орля чей-то голос. — Позвала другая благодетельница, а я и обрадовался!.. Возьмите, мол, меня с Галькой заодно. Уж куда как хорошо!.. Не щелчок я, а просто кошачья душа непривязчивая — и весь сказ тут!..»
Но в то время, как эти мысли теснились в голове мальчика, сердце его расцветало от счастья.
— Галька-то, Галька! Радость нашла какую! Тетку нашла, дом родной, семью. И меня, своего братика, в радости не забыла. Эх, золото девчонка. Дай ей Бог…
И лицо Орли, помимо воли, расползлось в улыбку.
— А все ж таки домой не пойду, пока не уедут «наши»… Раевские… Стыдно глаза перед ними показать: перед барыней-бабушкой, барышней Лялей… Перед Кирушкой тоже… Они меня за внука, за брата приняли, а я-то им отплатил…
Нестерпимая усталость заставила наконец остановиться Орлю. Тяжело переводя дух, он стал как вкопанный, оглядываясь по сторонам.
Что это? Шест с красной тряпкой в двадцати шагах от него!.. И пестрые лохмотья тоже!.. Вон и серые пятна холщовых навесов телег виднеются сквозь листву… Значит, он у табора… Около него… Орля вытянул шею, потянул носом. Так и есть — запах гари, неизбежный последок догоравшего костра. И откуда-то смутно доносятся голоса, знакомые гортанные голоса, заглушённые расстоянием.
Вдруг неожиданный звук прорезал тишину леса. Где-то поблизости заржала лошадь.
Орля вздрогнул всем телом и насторожился.
Новое ржание, молодое, задорное, сильного юного, коня.
Это не таборные клячи, нет. Их голос Орля различит из тысячи лошадиных. Нет, это…
«Ахилл!» — вдруг вихрем пронизала его голову острая, как жало, мысль… Это Кирочкин Ахилл! Его не сбыли, не продали, он еще в таборе! А раз он в таборе… О, не посылает ли судьба ему, Орле, возможность возвратить Ахилла старым хозяевам и хоть этим отплатить им за все их благодеяния и искупить свою вину перед ними?