Убедившись, что обстановка в доме мирная, вошли немцы. Они тоже сердито направили автоматы на Васю.
- Ти есть руски бандит! Партизан!
- Одевайся! - приказал один из полицаев.
Вася стоял с поднятыми вверх руками и от растерянности не мог двинуться с места. Было и страшно, и обидно, что попался так просто и нелепо. И думалось о Ружицком, который должен был подойти с минуты на минуту. Увидит ли он, что случилось?
- Но! Но! - помахивал перед ним стволом карабина один из солдат. - Ти бежаль нет.
- Одевайся! - заорал полицай и замахнулся прикладом. - Ну!
- Что вы! За что? - попытался загородить собой сына Григорий Филиппович. - Что он вам сделал?
Немцы что-то сердито кричали по-своему. Здоровый детина ногой отбросил старика в сторону. Васю сбили с ног, пинали, били прикладами.
Потом подняли. Бросили пальтишко:
- Одевайся.
Григорий Филиппович задыхался от горя:
- Ваньку забрали... Слепого, сирого... Все порушили, сгубили... Теперь младшего. Он же мальчишка еще!.. Люди вы или нет?
Поймал Мишку за руку.
- Вы с одной школы. Соседи. Куда вы его?
Леонтюк вырвал руку.
- За белым снегом.
А солдаты уже гнали Васю прикладами к дверям. Во дворе полицаи окружили его плотным кольцом и повели к жандармерии.
Вася вытирал с разбитого лица кровь и слушал гул пушек. Близко, близко Советская Армия. Близко свобода. А он попался...
Собирая в темноте прошлогоднюю картошку, Григорий Филиппович нечаянно перерубил лопатой телефонный провод, который шел от немецкого командного пункта к зенитной батарее. Не успели немцы разобраться, в чем дело, как налетели русские самолеты и наделали немало переполоха. А лишенная связи зенитная батарея молчала или стреляла невпопад.
После налета немцы пошли по проводу. Он привел их в огород Безвершуков. В пятнадцатилетнем пареньке они заподозрили русского диверсанта...
11
Советские войска сделали такой рывок вперед, что к утру Турбов, Калиновка и ряд других городов и сел Винничины были освобождены.
Турбов бурлил. Жители вышли на улицы. Они встречали советских солдат криками радости, махали руками, бежали рядом с танками, с подразделениями пехоты, устало шагавшими по мартовской грязи. Многие обнимали солдат, плакали у них на груди. Старики расспрашивали о своих.
- Ивана Калинчука, случаем, не бачили?
- А кто он? - интересовался боец, доставая кисет и закуривая.
- Сын. Як ушел в сорок первом, еще до немцев, так и не знаю, чи жив, чи нема вже...
- Не встречал такого. Где-нибудь воюет...
- А Миколу Чупия? - дождавшись своей очереди, горячей надеждой смотрела в глаза солдату молодая еще, страшно худая женщина, прижимая к себе быстроглазого мальчонку лет четырех-пяти.