Восстановлению это не подлежало.
Эта пила стоила двадцать шесть тысяч, и чтобы их отработать, нам четверым придётся трудиться около месяца. ТЕБЕ БУДЕТ ДОСТАТОЧНО ОДНОГО РАЗА, ЗМЕЁНЫШ. И раньше этого срока бросить работу на кладбище не удастся.
Так нам отомстил старый тополь.
Весь оставшийся день у меня ужасно болела голова. Мысли путались, чужие пугали меня своей неожиданностью и злобой, а свои разбегались, как крысы с тонущего корабля. Я нервничал и вздрагивал от малейшего шороха, так что даже Бабушка заметила, что я плохо выгляжу. Света предложила мне лечь поспать. Такая перспектива привела меня в ужас — мне до сих пор ещё мерещилась кровь на руках, а в ушах гремел дьявольский смех.
Сергей с Фёдором съездили в контору и рассказали о случившемся. Бензопилу нам дали другую, старую. Деньги, естественно, с нас вычтут. Фёдора перевели обратно на Смоленское, решив, что мы лучше справимся без него. Вопрос о трактористе, таким образом, оказался вновь открытым. На работу договорились выйти послезавтра. Ночь я провел в кресле с наушниками на голове. Я выбирал записи самые жёсткие, в стиле «грайнд-кор». Такая музыка совершенно подавляла мысли. Как свои, так и чужие.
Утром же я решил съездить в Институт проконсультироваться насчет диплома. Старая знакомая — белая кошка — проводила меня своим синим взглядом. Она сидела на этот раз под скамейкой и пожирала голубя. Из точёной маленькой пасти клочками падала красная пена.
Моего преподавателя не оказалось на месте. Пришлось ни с чем возвращаться домой. К несчастью, в эти поздние утренние часы в расписании электричек был перерыв, и мне пришлось ехать на метро.
В ожидании поезда я стоял и смотрел в оскаленную пасть тоннеля. Внезапно к горлу снова подкатила тошнота, по голове разлилась пульсирующая боль и хлынула сверху вниз стремительным водопадом. В животе начались спазмы. Ноги подкосились, и я стал медленно оседать на колени. Гула подъезжающего поезда я не услышал, лишь взглянул на него из последних сил. Машинист был в чёрном плаще, широкополая шляпа почти закрывала лицо. Я разглядел только его левый глаз, и был он абсолютно чёрен, и эта чернота выплеснулась из него мутным мрачным потоком и захлестнула меня с головой…
Их было трое — разводящий и двое часовых. Два желторотых бойца и старый хромой сержант. Что поделать, если все на фронте… От этих там не много проку, а кто-то же должен остаться в городе!
Если бы это зависело от меня, то я для внутренней службы отобрал бы самых надёжных людей, способных противостоять диверсиям. Но командование распорядилось по-другому.