— Надеюсь, вы можете их оказать, — со странной печалью в голосе пробормотала старушка, тщательно вытирая о половичок подошвы до блеска начищенных туфель.
— Вы желаете сделать заказ?
— Я… я только хочу спросить. Если можно, — робко добавила она.
— Конечно, спрашивайте.
— Вы поможете мне умереть?
***
Если бы не два утренних урока, я бы определенно впал в ступор, услышав из уст милой старой женщины столь странную просьбу. Но после знакомства с солдатами армий, воюющих за людские души, сказал только:
— Хм.
— Вы поможете? — повторила свой вопрос посетительница.
— Самое быстрое, что я могу сделать, это напоить вас чаем. Не откажетесь продолжить разговор за чашечкой?
Она немного смущенно улыбнулась:
— Кофе, если позволите. Я с юности привыкла к крепкому черному чаю, знаете, был такой, «Золото колонии», стоил совсем недорого, но брал за душу крепко-крепко… А нынешние сорта слишком изысканны для меня.
— Кофе? Никаких проблем! Пойдемте-ка на кухню.
К счастью, Ева не успела уничтожить остатки запаса молотых кофейных зерен, и спустя несколько минут старушка, с грацией настоящей леди присевшая на краешек стула, уже с удовольствием вдыхала аромат дымящейся жидкости, сотворенной мной с помощью бытовой техники.
— Хорошо пахнет. Даже очень хорошо. Я бы сказала, что вы умеете варить кофе, если бы не этот чудовищный агрегат… Он же все делает сам, верно?
— Сам. Но каждый раз по-разному.
Я не стал рассказывать, какие кошмарные отвары удаются фроляйн Цилинске, но старушка поняла все без слов и усмехнулась:
— Конечно, руки-то никуда не денутся… А где руки, там и душа неподалеку.
Самый удобный тайм-аут, какой только можно придумать, это налить и себе чашку чая: можно неторопливо катать на языке по глотку, тратя выигранное невинной уловкой время на возвращение равновесия духа и тела.
Старушка не была похожа на предыдущих визитеров прежде всего полным отсутствием страстей, внешних и внутренних. Ее мысли ощущались, как стоячая вода в пруду, забытом и заброшенном в самом дальнем уголке парка, вот только ряска еще не полностью затянула темную гладь, и в оставшихся просветах отражается небо. Светлое-светлое небо раннего зимнего утра, постепенно наливающееся прозрачно-белым сиянием, хотя солнце еще не показалось из-за линии горизонта. А под небом мне вдруг почудилась бесконечная равнина, припорошенная снежной пылью и замершая в ожидании порыва ветра или шагов, которые нарушат девственность чистого листа несколькими строчками… Эпилога или новой главы?
Следующий глоток обжигающе горячего чая подействовал на меня, как укол обезболивающего в кабинете у дантиста: челюсти онемели, хорошо хоть, что на считанные секунды, а не до окончания рабочего дня.