Желтые «Икарусы» подходили один за другим. Он заплатил контролерше рубль десять, получил билетик, положил сумку на колени и откинулся на спинку кресла.
– Извиняюсь, вы местный? – спросил сосед.
– Да, – сказал Дорохов. – Москвич.
Подумал: владею, милостивый государь, особняком в Замоскворечье, статский советник, потомственный дворянин из рюриковичей.
– Не подскажете, как в «Шереметьево один» доехать? В Одессу лечу.
– Доедете до конечной, это будет аэровокзал, – сказал Дорохов. – А оттуда автобус до «Шереметьево один». А еще лучше – зайдите в аэровокзал и посмотрите свой рейс. Не исключено, что у вас регистрация в аэровокзале. Зарегистрируетесь прямо там, и вас до самого самолета довезут.
– Спасибо, молодой человек, – сосед снял шапку и положил на колени. – А я вас вроде в самолете видел. Из Сибирска прилетели?
– Да.
– По делам там были, или как?
– По делам, – сказал Дорохов.
Сеня предлагал его встретить на машине, звонил накануне. Дорохов поблагодарил и отказался. Сеня зимой не водил машину. Чтобы встретить Дорохова, ему бы пришлось раскочегарить отцовскую «Победу». Ни к чему это.
Автобус ехал по Каширскому шоссе, за окнами проносились многоэтажки.
Отец встал в пять, пошел в гараж, прогрел «Москвич». Мама сделала яичницу с гренками. Когда оделись, она крепко обняла Дорохова и долго так держала. Потом поцеловала в щеку, сказала:
– Присели…
Отец сел на табуретку, Дорохов на подзеркальник, мама – в кресло в большой комнате.
– Мишка, тетю Таню целуй от нас, – сказала мама и встала. – И кури поменьше! Слышишь?
– Пока, мам, – сказал Дорохов. – Я мало курю. Позвоню, как прилечу.
– Помни, что я тебе говорила. В Баянауле в августе чудесно.
Мама накануне уговаривала Дорохова приехать летом. Чтобы они, как прежде, поехали в Баянаул на машине.
– Ма, я лучше зимой к вам. Пока, ма. Я позвоню, как прилечу.
Они с Тёмой и Сеней планировали в конце сентября поехать в Гурзуф. Они уже были в Гурзуфе в прошлом году – сказочное место. Артек рядом, скалы Адалары, Ай-Даниль, Ботанический сад. До Ялты рукой подать. Договорились с хозяйкой, что напишут ей, предупредят, чтобы оставила за ними сараюшечку.
Отец выехал со двора на Проспект Мира. Светофор на перекрестке мигал желтым. Дорохов зевнул. Спать хотелось отчаянно. Он допоздна сидел у сосны и смотрел фотографии в огромном зеленом альбоме. Потом выпил пару рюмок «Ахтамара» и слушал пластинку Никитиных. У него было несколько кассет с Никитиными, он любил «Балладу о Марии-Анне» и «Бричмуллу». А больше остального он любил «Сон об уходящем поезде». Осенью выпустили пластинку Никитиных. Он купил две штуки в «Рапсодии», на Кирова. Одну пластинку послал маме. Она тоже любила Никитиных. Она и Визбора любила, и Вероника Долина ей нравилась. А от Галича мама однажды просто оторопела. Дорохов на втором курсе привез кассету.