Склон горы, на которой разместилась Митанова, прорезала узкая полоса дороги, а по обеим сторонам ее вилась виноградная лоза, достояние клана Монделло. Укрытые утесом от холодных ветров с Адриатики, теснились белые лачуги, а выше по склону опять росли виноградники. Ему нравилось бродить глазами по этим просторам, сознавать, что эта земля принадлежит ему, и мечтать о том, чтобы стать ее полновластным хозяином.
Но, подымаясь по извилистой тропе, ведущей к дому, он с тоской вспомнил о предстоящем дне, полном утомительного труда под немилосердными лучами солнца, грубые шутки и гогот поденщиков. Он вспомнил острый запах пота, смешанный с тяжелым запахом земли, оскомину от кислого винограда, вспомнил про непроходящую боль в спине, про изрезанные ладони.
В жизни все было не так, как в мечтах. Ничего тут ему не принадлежало. Он был средним братом и в свои двадцать два года не владел ничем.
Подходя к дому, он увидел во дворе старшего брата Джованни. Он запивал чашку кофе стаканом вина и громко хрустел сухарем.
– А, Энцо! Где это ты пропадал? – издали закричал ему брат, смахивая со стола крошки. – Вместо того, чтобы шляться невесть где, давно бы уж был на винограднике!
Энцо передернул плечами от отвращения: от брата разило перегаром, он не просыхал со вчерашнего вечера.
– И ночью тебя не видать было! – Джованни больно шлепнул Энцо по спине. – Ступай скорехонько переоденься и за дело. Повкалываешь маленько, у тебя снизу зуд-то и оттянет! – Он загоготал и выплеснул остатки вина на землю.
– Моча, а не вино. – Он сплюнул в красную лужицу у ног. – Моча и есть. А Вадала думает, хорошей лозой разжился. Ха-ха! – Джованни опять вспомнил про брата. – Чего стоишь столбом, Энцо! Сказано – ступай работай!
Он отвернулся, крикнул в дом, чтобы ему принесли еще кофе, и, не дожидаясь, сам пошел на кухню.
Энцо постоял, глядя, как братец исчезает в полумраке дома, послушал его пьяную ругань, и лицо его перекосилось от ненависти.
– Свинья! – сплюнул он и пошел переодеваться.
День уже приближался к полудню, было не по-весеннему жарко. Когда позвали обедать, Энцо успел насквозь промокнуть от пота, кожа на его мускулистых руках потемнела от загара. Кончики пальцев кровоточили, и он высасывал кровь из порезов, чтобы не получить заражение.
Взяв куртку, Энцо подошел к старшему и сказал ему несколько слов. Из-за жары обеденный перерыв должен был затянуться надолго, и ему хотелось провести это время у себя в комнате, где никто не помешает думать о Франческе.
Дорога была не из приятных. Зной донимал все сильнее, и запах собственного пота сделался Энцо нестерпимым. Во дворе младший брат Джузеппе, сидя на крыльце, мыл к обеду виноград.