— Нет, Вильгельм был рыцарем. Он убивал в битвах. Ни один верховный цадик не может отнимать у кого-либо жизнь. Вильгельм был лишь посланцем, который принес свиток Элиасу, праведнику, осознавшему свое назначение.
— А что же сейчас? — спросил Гил.
— А сейчас мы должны оберегать свиток, пока он не попадет в руки следующего верховного цадика, — сказала она. — Только бы не затянуть это дело.
— А каковы у нас сроки?
— Не существует определенных дат в человеческом календаре, в какие мир может перевернуться. День избирается произвольно, но раз в тысячелетие, век туда, век сюда. Элиас был назван спустя сто пятьдесят лет после начала нового тысячелетия. На этот раз все может произойти раньше.
— Откуда ты знаешь? — спросил Гил.
— Я просто чувствую. Все случится вот-вот, — сказала она.
— Но как мы сможем передать ему свиток…
— Или ей, — уточнила Сабби.
— Но как мы сумеем вовремя передать свиток верховному цадику, если не имеем представления, кто он? — спросил Гил.
Сабби улыбнулась и наклонила голову.
— Почему ты думаешь, что нам это неизвестно?
Гил так и не получил ответа на новый, вполне очевидный вопрос, готовый сорваться с его языка. Малука быстро вошел в комнату, громко хлопнув дверью. Айжаз встрепенулся и в предвкушении близких насильственных мер широко улыбнулся.
Малука был краток.
— У меня нет времени для игр, — сказал он, повернулся и снова вышел.
На этот раз Айжаз следовал за ним по пятам.
— Во имя Христова спасения, отдай ему что-нибудь, — стал убеждать Сабби Гил. — Он знает, что ты несешь какую-то ахинею. Скинь ему какой-нибудь простой перевод из начала. Например, о жизни Михи и о его любви к ремеслу.
Но даже если бы Гилу удалось напичкать это повествование ворохом вымышленных деталей, каких хватило бы на два свитка, он знал, что это все равно не сработало бы. Малука никогда не поверит, что столь древняя рукопись содержит лишь историю какого-то кузнеца и перечень испытанных им несчастий. А если даже и поверит на короткое время, что хорошего им это даст?
— Нет, на это я не пойду, — сказала Сабби. — Я не скажу ему ни слова. Ни единого. А если ты собираешься отдать ему свиток, чтобы спасти свою шкуру, то ты гораздо хуже, чем я полагала.
Ее ледяной, спокойный взгляд был одним из тех, какие Гил видел лишь дважды. Перед ее перемещением в туалет уэймутского ресторанчика, куда она выманила их преследователя, и в предрассветных сумерках монастырского двора, когда Хасан лежал у их ног. Этот взгляд испугал его до чертиков. Не было никаких сомнений, что она отдаст жизнь, чтобы спасти свиток, или с такой же легкостью лишит жизни его.