Что-то в словах Сарками проняло Гила. И в то же самое время ужаснуло его.
— Сабби потеряла человека, которого знала как себя, пережив изнасилование и смерть подруги, — продолжил Сарками. — Это первое превращение не было ее выбором, оно сделало ее меньше, а не больше. К счастью, она снова изменилась, на этот раз это был ее выбор. После того, как она убила своего насильника.
— Ты имеешь в виду, когда она убила своего насильника, — поправил Гил.
— Нет, я имею в виду то, что сказал. Убив своего мучителя, она не утратила ничего. И вполне могла остаться такой, какой сделалась после изнасилования. Жертву Сабби принесла уже после убийства.
— После? — переспросил Гил.
— Да, после. Совершив первый акт мести, она отказалась от своего намерения отомстить остальным. Для нее это была огромная жертва. Существовало немного шансов, что ей не захочется довести дело до конца.
— Но… — поторопил его Гил.
— Но вместо этого она выбрала другой путь и не осталась тем хищным животным, в которого они превратили ее. Она предпочла посвятить свою жизнь чему-то более значительному, тому, во что веришь.
— Она считала, что ты спас ее в день убийства. Ты это знал? — спросил Гил.
— Она спаслась сама.
— Она сказала, ты убедил ее, что жить стоит, — продолжил Гил.
— Это сделал я, это же сделал и ты.
— Я?
— Да, — подтвердил Сарками. — Обнаружив в Уэймутском монастыре то, что должен был обнаружить.
Свиток. Сарками прав. Именно к нему так стремились и она, и Сарками, и Ладлоу. Именно его поискам они отдавали все свое время и силы. И он нашел его для нее, для всех них. И для себя тоже.
Из сердца Гила исчезло чувство вины. Он дал Сабби нечто более ценное, чем мог дать ей кто-либо другой. Рыдания облегчения уже готовы были вырваться из груди его, но он подавил их. Имелось еще кое-что, что он должен был выяснить.
— Как она смотрела на тебя! С такой бесконечной любовью. Я никогда не встречал чего-либо подобного, — сказал Гил.
— Это было больше чем любовь, — ответил Сарками. — Она мне доверяла.
— Почему?
— Наверное, впечатлившись тем, как я поступил, обнаружив ее возле тела убитого ею молодого мужчины, — сказал Сарками.
— Но он был ничтожеством и заслужил смерть. Любой в здравом уме позволил бы ей уйти, пока не поднялся шум, — заметил Гил.
— Да, он был ничтожеством, и это к лучшему, что он умер. И конечно же, ей надо было дать уйти. Но видишь ли, — добавил Сарками, — он был еще и моим сыном.
Гил недоверчиво уставился на него.
Итак, это была жертва Сарками. Не смерть его сына, а смерть его самого как человека, которого непрестанно заботило будущее его чада, как отца, который неважно за что все еще слепо любил свое собственное дитя. В тот миг Сарками отказался от всего этого просто потому, что того требовала справедливость.