Сердце сразу забилось тяжело и гулко, щеки и уши загорелись — организм готовил себя к драке, прокачивая кровь в боевых количествах. С пистолетом страшно не было. Хотя страшно все-таки было, но по-другому, в таком страхе нет тупости и бессмысленности; если даже и пойдет не так — враг ничего не получит бесплатно. Заплатить ему придется. Значит, если и сдохнуть, то не задаром. А если не задаром — то вроде как и насрать: рано, поздно, конец один. …Это, наверное, и есть — по-человечески… — догадался Сережик. До чего хорошо, правильно иметь оружие — не чувствуешь себя подлой мокрицей, способной лишь убегать и поглубже закапываться в дерьмо!
Высовывая голову с лестничного марша, Сережик уже хотел, чтоб враг оказался одним из тех пидоров, что засели в его базаре; но все было проще. Старую, позавчерашнюю шкуру, повешенную на торчащий из стены провод, пыталась сорвать небольшая короткошерстная сука, огненно-рыжей масти.
— Старый, хорош дрыхнуть! — голос парнишки налился, зазвенел силой.
Теперь он звучал, цепляя не только воздух, теперь его было слышно и Там, Где Все Так, Как Оно Есть. Выжатый как лимон Ахмет довольно прислушался — ух как звенит!
…Да, как все просто — и как сложно. Выкрикнуть миру в лицо вопрос — и расслышать ответ, вот и все…
Сука, подаренная миром Сереге, была поистине королевским подарком — но скажи ему об этом, не поймет никогда. Не судьба. Оно и к лучшему. Больше парнишке не светило, но для успешного решения некоторых задач теперь хватает вполне. Теперь его голос был голосом человека, а не забитого существа, тупо пялящегося на бессмысленные, небрежно отрисованные картинки, снисходительно показываемые миром существам, добровольно выбравшим невежество и слепоту.
…Смотри-ка, орет-то как, а! Прям как прирожденный сержант… — устало расслабил сведенное лицо Ахмет, делая вид, что проснулся и зевает. — Да, Яхья-бабай, как я тебя сейчас понимаю… Как ты наломался-то со мной, а…
Сережик жарил на бодро пылающем костре пару славных ломтей со спины. Судя по лоснящейся моське, первый кусок уже проскочил, но оказался каким-то невразумительным. Ахмет подтянул к себе кипящую кружку с торчащим веером побегов багульника.
— Старый, а ты че сразу за веник свой? Давай мяска-то!
— Ешь, ешь. Мне неохота.
— Смотри, — парнишка явно был не прочь навернуть и третий кусок.
— Где эту ошкурил-то?
— А там же, где ты. Она как раз туда пришла, видать, шкуру учуяла. Я ее сразу — хоба! Точно промеж ушей, только мозги брызнули! Ты куда?
— Наверх схожу — поссу да снежком умоюсь. Как там, плющит?
— Да нет, потеплело. Сопли не прихватывает даже.