Жаль, от него навек сегодня скрыты
Мы. Наша боль, все взрывы нашей воли...
Проклятье века - разобщенность боли.
Плевать ему теперь на наши взрывы...
Что делать? Жизнь не слишком справедлива,
И лучше быть поосторожней с нею...
...Средь старых плит есть плиты поновее.
Взгляни на них, и мир качнется, рушась.
Латинский шрифт: «Бобровс», «Петровс», «Кирюшинс»...
Бобров... Петров... Так!.. Только так вас звали.
Чужих обличий вы не надевали,
Не прятались за них на поле бранном.
Вы невиновны в начертаньи странном
Своих фамилий... Долг исполнив честно,
Не вы себе избрали это место.
Привыкнув за войну к судьбе солдатской,
Могли б вы дальше спать в могиле братской,
А спите здесь, меж этих плит немилых,
На кладбище чужом, в чужих могилах.
Где кто-то спал до вас, нам жить мешая,
Где ваш покой смущает боль чужая,
Как будто вы виной... А вы - солдаты.
Вы ни пред кем ни в чем не виноваты.
Вселил вас силой на жилплощадь эту
Без спросу Член Военного Совета
Иль кто-то равный, ведавший уделом...
И вряд ли сознавал он, что он делал.
Он только знал, что есть на то Решенье,
Как в прошлом был приказ о возвышенье
Его внезапном... И как вся карьера,
Весь опыт жизни и основа веры.
Да, мать его седою здесь бы стала...
Но ведь она была всегда отсталой,
Неграмотной... И всех жалела глупо.
Ну где ей знать, что трупы - только трупы,
А жизнь - борьба... Всё, что, спеша к вершинам,
Усвоил сын, хоть был хорошим сыном.
- Еще б живых жалеть... А трупы - ладно! -
Пусть служат агитации наглядной.
Простите нас, лишенные покоя!
За всю планету пав на поле боя,
Лежите каждый вы в чужой могиле,
Как будто вы своих не заслужили.
И мимо вас, не подавая виду,
Проносят люди горечь и обиду,
Глядят на вас... И тяжек взгляд... И - всё же
Простите нас... Его простите тоже.
Простите... Не со зла он делал это.
Он просто точно знал, что Бога - нету.
Кто предсказать бы мог, чем станет позже
Российских бар игривое безбожье,
И «Либэртэ», и опьянённость Целью!..
У них был хмель, у нас - всю жизнь похмелье.
Над нами он, свой долг блюдущий строго.
Но в чем он видел долг, служа не Богу?
Во что он верил, путаясь во взглядах?
Скорей всего - в назначенный порядок.
Где ясно всё, где мир жесток и розов,
Где никогда не задают вопросов...
Или короче - в твердые начала,
В то, что его над жизнью возвышало,
Что вдруг пред ним открыло путь и дали,
Чему основы знал не он, а Сталин.
...И в этом состояньи очумелом
Мы жили все. И шли к чужим пределам,
И, падая в бесславье с гребня славы,
Смотрели тупо, как горит Варшава,
Как Сталин ждёт, что Гитлер уничтожит
Тех, с кем и он потом не ладить может...